стаканчик на стол, уткнулась в плечо старика и заревела. Билл, уже переодевшийся и умывшийся, стоял в дверях и хмуро смотрел на нее, сжимая и разжимая кулаки. Харли откашлялся.
– Надо понимать, подрался? Испугал девочку?
– Дед, отстань.
– Он…, ме-ме-ня…
– Я ему всыплю, не волнуйся.
– Он…, меня защитил. Они первые напали.
– Значит, не всыплю. Сколько их было?
– Пя-пятеро…
– Трое, дед. О'Рейли, Хоггис и младший Джонс.
– Пя-пятеро…
– Молодец, хвалю. Садись, обними ее, она вся трясется, а я принесу пож…, поесть чего-нибудь. Горти меня четвертует, чес-слово.
Едва Билл оказался рядом и неловко, смущенно приобнял ее за плечи, Мэри вскинулась, вцепилась ему в рубашку и запричитала, то и дело шмыгая носом:
– Я пойду свидетелем, я все скажу, я про нож скажу и про то, как они первые начали, я скажу, ты мой пациент, ты вообще не мог их бить, это они, они сами друг друга, я не дам им тебя опять арестовать…
Харли замер у двери, с явным умилением взирая на эту картину, а Билл недоверчиво посмотрел на рыдающую и бормочущую Мэри и опять – второй раз за вечер – улыбнулся. Харли кашлянул.
– Ты не думаешь, что можно ей рассказать, сынок?
– Ей-то? Ей все можно. Она же доктор.
– Ну так и скажи.
Мэри вскинула залитые слезами глаза и непонимающе поглядела на обоих Уиллингтонов.
– О чем…, рассказать?
Харли отлепился от притолоки и сел напротив Мэри.
– Как ты думаешь, чем Билли занимался в Лондоне, коза?
– Мне все равно!
– Ох, эти девчонки! Слушай меня, девочка, и не реви. Билли служил в полиции. В отряде особого назначения.
Мэри ошеломленно перевела взгляд на Билла. Он смотрел на нее серьезно…, и немного ехидно.
– Такты…
– Я полицейский, Мэри. Я проработал в Скотланд-Ярде одиннадцать с половиной лет.
Начинал с младшего констебля, потом попал в Особый отряд. Это уголовная полиция. Тяжкие преступления.
Она трясущимися руками гладила его плечи и руки, не замечая, как странно смотрит на них старик Уиллингтон.
– Эти шрамы… Это все была твоя работа…
В тебя стреляли, резали тебя, Билл, Господи, какая же я идиотка…
– Тихо, доктор. Держи себя в руках.
– Билл, прости меня.
– За что, маленькая?
– Я такая же, как они. Как Бримуортиха, как Стейнша…
– Вот уж нет. Ты гораздо симпатичнее.
– Ты не смейся. Я такая же. Я им поверила, понимаешь? Я ни минуты не сомневалась, что ты бандит, что ты убил человека…
Лицо Билла окаменело. Он поднял голову и спокойно сказал деду:
– Дед, проводи ее, пожалуйста. Я на своей ноге не дойду.
Мэри вскинулась, Харли кивнул и ушел за курткой, которая была ему совершенно не нужна в этот душный летний вечер.
– Билл, если ты меня не простишь, я умру!
– Ты, что, маленькая. Как я могу тебя за что-то не простить, особенно, если не за что прощать?
– Я виновата…
– – Ты ничего не знала и не могла знать. Я ведь, в некотором роде, был на секретной работе. Поэтому и слухи…, именно такие.
– Я назвалась твоим другом, а друзья не могут так думать о друзьях…
