К вечеру глухо и звонко застучали молотки по новым, еще не опробованным косам. И, тайно вздохнув, снова приняла свою бригадирскую заботу Груня.
– Давай нам грабли, председатель, – сказала она отцу. – Смотри, чтобы всем хватило.
– Сколько тебе граблей?
Груня подсчитала по пальцам:
– Десять.
– О! Куда столько?
– Ах да, Трофим выбывает! Ну, девять.
– Ступай отбери у кладовщика. Да не ломать – из трудодней вычитать буду. Лесхоз даром грабли не дарит. Слышишь, бригадир?
– Слышу, председатель.
Коротка летняя ночь. Еще не догорела вечерняя заря, еще не замолкли девичьи песни под березками у пруда, а уж на востоке чистым светом засветилась заря утренняя. Вставайте, городищенцы, берите косы, идите на луга!
Поднялись городищенцы, взяли косы и пошли на луга. Зашумела трава под косой, и ряд за рядом полегли на землю белые, лиловые и малиновые цветы.
А утром, когда солнце поднялось над лесом и осушило росу, на луг выехала веселая конница. Только всадники были невелики собой, одни вихрастые, другие с косичками, все босые, а вместо коней у них были грабли.
Впереди отряда скакала озорная Стенька. Она собрала маленьких ребятишек и, чтобы не скучно им было идти, придумала превратить грабли в коней.
А ребятишкам и в самом деле казалось, что это не их босые ноги бегут и скачут по тропке, а что несут их лихие легкие кони. Они размахивали хворостинами, кричали и погоняли коней.
Груня посмеивалась, глядя на Стеньку. Если бы не немцы – им бы теперь уже в пятом классе быть! А она с маленькими ребятишками на граблях скачет.
Всадники доскакали до скошенного и остановились.
– Пусть кони отдохнут, – сказал Ромашка, – а то запалить можно!
А сам подумал:
«Эх! Где-то наши лошади теперь! Вот бы я дал аллюру!»
На лугу далеко-далеко, до самой реки, лежала валами скошенная трава. Ребята перевернули грабли ручками вниз и принялись разбивать густые, чуть привядшие валы.
Груня окинула глазами свою бригаду – опять нет Раисы! Грабли взяла, а на работу не вышла.
«Ну, подожди же, – подумала Груня с досадой, – подожди! Вот как выведу тебя на собрании – так ты тогда узнаешь! Пристыжу тебя при всем народе!»
И не было на покосе Трофима.
Он видел, как веселая конница с криками помчалась по деревне, он долго глядел, как поднималась за ними по дороге невысокая пыль… Как бы он сейчас тоже мчался вместе с ними, как бы нахлестывал хворостиной своего коня!..
Но взглянул на отца, который одиноко сидел у соломенной стены шалаша, тихонько подошел к нему и уселся рядом.
В полдень ребята прямо с покоса убежали на реку. Сохло сено, раскинутое на припеке, сладкий запах травки-душицы плыл над скошенными лугами. А ребятишки плескались в реке, плавали, ныряли, доставали еле распустившиеся желтые кувшинки. Груня и Стенька из длинных стеблей кувшинок сделали себе красивые цепочки. На концах этих цепочек висели кувшинки – прохладные, твердые, как литое золото, цветы.
Анюта и Варюшка приставали к Груне:
– Достань и нам бубенчики! Достань и нам! Сделай цепочку!
Груня не поленилась, поплыла через омут на ту сторону, где среди круглых листьев и осоки покачивались на воде желтые речные цветы.
Очень легко и хорошо плыть через омут. Тело становится легким на глубокой воде. Груня плыла, слегка шевеля руками и ногами, ее светлые волосы тянулись за ней по воде. Ближе к тому берегу вода стала прозрачней, замерцал на дне белый песок, зашевелилась густая водяная трава. Груня опустила ноги и встала. Синие стрекозы стайками взлетали над осокой и белыми цветами стрелолиста. Груня тянулась за кувшинками, хотелось достать их издали – почему-то страшно было ступать в темную шевелящуюся водяную траву. Груня не любила в реке мест, где не видно светлого дна.
А девчонки кричали с берега:
– Вон ту достань! Вон ту, большую!
Груня нарвала кувшинок и поплыла с ними обратно. И снова вода обнимала ее своей прохладой, и несла, и поддерживала, и светлые волосы тянулись за ней по воде.
Целый день не вылезала бы из реки Груня!
Но Груня не вылезет – и девчонки не вылезут. И ребята проловят рыбу да провозятся с костром, пока их не позовут на работу. А кто должен на работу звать? Груня.
Неожиданно у реки появилась Раиса. Она шла и хромала. Нога у нее была завязана тряпкой. И, не дожидаясь, когда Груня спросит ее, она еще издали закричала:
