об отправлении с Корсики. Подразделения десанта были уже на борту кораблей.
— Полный назад, все стоп! — таким был мой приказ. Из предосторожности мы еще несколько дней сохраняли состояние готовности, на случай если дуче вернется в Санта-Маддалену. К удивлению, итальянцы также не снимали охрану с виллы. По-моему, итальянские секретные службы специально это делали, чтобы замести следы и ввести нас в заблуждение. Без сомнения, пленник представлял для них такую ценность, что они не остановились перед такой трудоемкой работой, как постоянная смена места заключения Муссолини. На этот раз они достигли своей цели — в очередной раз мы потеряли след.
Мы снова вернулись туда, откуда начали, то есть к нулю. Все надо было начинать сначала. Несколько дней мы сбивались с ног, стараясь по горячим следам найти дуче. Слухов было предостаточно, но, когда мы вплотную начинали ими заниматься, они рассеивались как дым.
МЫ ВЫХОДИМ НА ЦЕЛЬ
И опять случай, этот великий покровитель смельчаков, приходит на помощь. Первый настоящий след я обнаруживаю во время инспекционной поездки в район озера Браччано. Оказывается, несколько наших офицеров наблюдали приводнение белого гидросамолета-госпиталя! Постепенно приходят и другие сведения, подтверждающие, что дуче держат на самом полуострове. Еще несколько раз мы пускаемся по следу, который в конце концов оказывается ложным, как, например, связанный с Тразименским озером. Однако в один прекрасный день известие об автокатастрофе, которая чуть было не стоила жизни двум итальянским старшим офицерам, наводит нас на мысль поискать в Абруццских Апеннинах. А там снова один неясный слух сначала направляет наши поиски в неверном направлении, к восточной части этого горного массива.
Потихоньку мы начинаем думать, что некоторые из этих следов прочерчены намеренно. Итальянская секретная служба — это, конечно, достойный противник. К тому же и другие немецкие службы, такие, как штаб маршала Кессельринга или агенты внешней разведки абвера, имеют все основания стремиться первыми обнаружить место заключения бывшего фашистского диктатора. В августе глава немецких секретных служб адмирала Канариса встречается в Венеции со своим итальянским коллегой генералом Аме. Переговоры не приносят результата. Неужели желание итальянцев любой ценой сохранить тайну окажется в конечном итоге сильнее ясно выраженного намерения фюрера расследовать это таинственное исчезновение? А кстати, стремится ли адмирал Канарис на самом деле направлять всю свою энергию на выполнение приказов немецкого Верховного Главнокомандования? Иногда у меня возникают сомнения на этот счет…
Со своей стороны маршал Кессельринг воспользовался случаем, представившимся в связи с шестидесятилетием Муссолини, 29 июля 1943 года, чтобы попытаться снова закинуть удочку со старым маршалом Бадольо. В качестве подарка к дню рождения Гитлер прислал в Италию подарочное издание, напечатанное тиражом в один экземпляр, Полного собрания сочинений Ницше. Эти тома были заключены в деревянную шкатулку, украшенную чудесной резьбой. Кессельринг заявил Бадольо, что фюрер поручил ему лично вручить этот подарок дуче. К сожалению, эта уловка не принесла плодов, поскольку Бадольо под надуманным предлогом ответил отказом.
Тем временем положение в Риме становилось все более и более нездоровым. Одна за другой несколько итальянских дивизий были отведены с фронта, и, что любопытно, их дислоцировали в окрестностях города — якобы для того, чтобы предотвратить угрозу вражеского десанта. Честно говоря, мы совсем не верили в такое объяснение. Если случится так, что наши отношения с итальянцами испортятся, то мы, единственная немецкая дивизия — парашютисты генерала Штудента и несколько подразделений командования и связи генерального штаба Кессельринга, — окажемся лицом к лицу с группировкой войск, имеющей над нами подавляющее преимущество: в ее составе семь дивизий. Нам уже больше не удавалось даже опознавать итальянские воинские части, которые прибывали беспрестанно.
Тем временем моя небольшая личная «разведывательная служба» наконец-то принесла мне почти полную уверенность, что Муссолини находится в одном отеле, расположенном у подножия пика Гран-Сассо, разумеется под хорошей охраной. Тогда в течение нескольких дней мы тщетно пытались раздобыть подробные карты этого района. Поскольку строительство отеля закончилось лишь незадолго до начала войны, то пока этого здания ни на какой карте не было. Нам удалось раскопать только две зацепки: рассказ одного немца, проживающего в Италии, который в 1938 году провел в этом отеле свои зимние каникулы, и буклет одного туристского агентства, где расхваливались красоты этого рая для лыжников в самом сердце Абруццских гор.
Поскольку эти данные были слишком расплывчатыми, чтобы позволить подготовить такую крупную операцию, то мы оказались вынуждены как можно быстрее получить аэрофотоснимки.
Генерал Штудент предоставляет в мое распоряжение самолет, оснащенный автоматической камерой, и утром 8 сентября я взлетаю с Пратика-ди-Маре, что неподалеку от Рима, вместе с Радлем и офицером разведки штаба дивизии; этому последнему предназначается важная роль в той операции, которую мы планируем.
Поскольку необходимо любой ценой скрыть от итальянцев цель нашего полета, то мы решили пересечь Абруццские горы на высоте примерно 5 тысяч метров. Даже пилот не посвящен в тайну: ему сказали, что мы собираемся сфотографировать несколько портов на Адриатике.
Когда мы оказываемся километрах в тридцати от Гран-Сассо, то решаем сделать несколько снимков, чтобы испытать эту огромную камеру, встроенную в брюхо самолета. И тогда мы обнаруживаем, что перемотку пленки заклинило из-за мороза. Аппаратом пользоваться нельзя. К счастью, мы взяли с собой портативную камеру: придется работать с ней как получится. Между тем мы уже страдаем от холода, потому что надели на себя только легкую форму африканского экспедиционного корпуса. Поскольку во время полета невозможно полностью открыть большой застекленный купол задней кабины, то нам приходится выбить один из его сегментов, чтобы создать обзор для камеры. Конечно, получается неудобно, потому что фотограф будет вынужден высовывать в это отверстие голову, плечи и руки.
Я отваживаюсь сделать это первым. Я бы никогда не поверил, что воздух может быть таким холодным, а ветер — таким резким. С трудом протискиваюсь в отверстие грудью, а Радль удерживает меня за ноги. Несколько мгновений спустя мы пролетаем над Кампо-Императоре, диким плато со сложным рельефом, расположенным на высоте примерно 2 тысячи метров, из которого одной глыбой вздымаются до высоты 2900 метров отвесные склоны Гран-Сассо. Серые и коричневые утесы, бесконечные голые обрывы, пятна фирна — плотного зернистого снега, — затем мы проходим над нашей целью — отелем, массивным сооружением, даже если смотреть с этого расстояния. Я делаю первый снимок, а затем, держа в левой руке камеру, достаточно тяжелую, кручу ручку перемотки пленки. И только тут я отдаю себе отчет, насколько же онемели мои пальцы за эти несколько мгновений. Сразу за отелем замечаю небольшой луг примерно треугольной формы. Тут же говорю себе: вот мне площадка для приземления! Делаю третий снимок, а затем несколько нервным движением ноги даю Радлю понять, что уже самое время втаскивать меня назад в самолет.
Несколько минут мне приходится отогреваться. Поскольку Радль в своей обычной манере невозмутимо поддразнивает: «Неужели на солнце так холодно?» — я про себя решаю доставить моему дорогому товарищу такое же удовольствие во время обратного полета.
Проползаю на животе в пилотскую кабину и вдали уже различаю голубую полосу: это Адриатика. Приказываю спуститься до высоты примерно 2500 метров и, как только достигнем побережья, взять курс на север, повторяя все изгибы береговой линии. Затем, чтобы ввести в заблуждение нашего пилота, долго изучаю наши карты и прошу Радля приготовиться фотографировать портовые сооружения Анконы.
При великолепной погоде мы быстро добираемся до прекрасных пляжей Римини и Риччоне. Немного далее я приказываю повернуть на 180 градусов и даю пилоту команду подняться до 5500 метров, чтобы пролететь точно над вершиной Гран-Сассо.
На этот раз наступает очередь Радля. Мы возвращаемся в хвостовую кабину, где температура уже значительно понизилась — до двух-трех градусов ниже нуля. Теперь мы проклинаем нашу африканскую форму, которую так любим, когда прогуливаемся на солнце по римским улицам. Я вручаю Радлю портативную камеру и подробно объясняю, как с ней обращаться, даже слишком подробно, поскольку Радль — несколько артистическая натура и ничего не понимает в технических деталях. Затем он пролезает в отверстие руками вперед, а я, стоя на коленях, удерживаю его за ноги.
Поскольку вершина уже в пределах нашей видимости, я щиплю его за икры, чтобы он держался
