обрадовалась тому, что вошла Фрида и пригласила их в столовую.
Элла не запомнила ни одного блюда, поданного на стол этим вечером. Ощущение влюбленности было для нее так ново, что захватило ее полностью. Видимо, все было очень вкусно, подумала она, когда обед кончился и Фрида подала кофе. Элла вдруг сообразила, что настолько была занята другими мыслями, что совсем забыла о велосипеде.
— Извинитесь, пожалуйста, за меня перед Освальдом, что я не вернула ему велосипед, — попросила она Золтана, чувствуя, что может говорить об этом с такой легкостью только потому, что он сам недавно шутил на эту тему.
Золтан долгим взглядом посмотрел на нее, и она с трудом уняла дрожь.
— Вы хотите взять вину на себя, хотя виноват только я?
И пока про себя она думала: «Ох, Золтан, я так люблю тебя!» — губы ее вежливо выговорили:
— Но ведь это я взяла его у Освальда.
— Каким же монстром вы меня считаете! — с грустью воскликнул Золтан, и внезапно Элла почувствовала себя свободнее.
— Вы хотите получить ответ в письменном виде? — спросила она серьезно и, когда он рассмеялся, ощутила новый прилив любви к нему. В серых глазах, обращенных к ней, светилось веселье.
Внезапно его настроение изменилось, и он отвел взгляд. А когда снова посмотрел на нее, в глазах уже не было радости. Неожиданно он заявил:
— Мы начнем работу над портретом завтра утром.
Нет! Я не хочу, чтобы ты начинал! — мысленно взмолилась Элла.
— Завтра утром? — повторила она, пытаясь ничем не выдать своих чувств.
— У вас есть возражения? — спросил он холодно.
— Никаких! Вы можете начать прямо сейчас, если хотите! — Она знала, что её слова звучат резко, что она снова напрашивается на неприятности, и попыталась сгладить .впечатление: — Просто…
— Лягте сегодня пораньше, — оборвал он ее. — Я не хочу рисовать черные круги у вас под глазами.
Выпив кофе, Элла поднялась. Но он и не собирался ее останавливать.
— Я лягу спать немедленно! — заявила она, но, прежде чем уйти, решила еще раз съязвить: — Может, мне надеть бальное платье прямо к завтраку?
На секунду ей показалось, что он сейчас рассмеется. Однако его лицо осталось серьезным.
— Забудьте о бальном платье.
— Почему?
— Я бы предпочел писать вас в том зеленом бархатном платье, в котором вы ходили со мной в ресторан, — ответил он и, пока она с изумлением смотрела на него, добавил: — Наденьте его после завтрака.
— Ну что ж, художнику виднее, — ответила она и проворно вышла из комнаты, чтобы он не заметил улыбку, готовую появиться на ее лице.
Если Золтан запомнил платье, которое она надевала только один раз, Значит, оно ей очень идет. Она с удовольствием вспоминала, как он застыл, увидев ее в тот вечер на лестнице, а потом сказал, что она красива. Видимо, это было правдой.
Элла поднялась к себе в комнату с трепещущим от радости сердцем.
Глава СЕДЬМАЯ
На следующее утро после завтрака Элла вернулась в свою комнату переодеться. Она с восторгом думала о том, что проведет несколько часов наедине с Золтаном.
Мастерская находилась на верхнем этаже дома, это была просторная светлая комната с огромными окнами.
— Подойдите и сядьте сюда. — Золтан указал на резную, обтянутую атласом кушетку. Она села, и он взял ее за руку. — Я думаю, лучше, если руки будут лежать на коленях, — проговорил он, и сердце Эллы забилось сильнее оттого, что он дотронулся до нежной кожи ее запястья.
Золтан с серьезным выражением лица сложил ее руки, как ему хотелось, и отошел туда, где на мольберте стоял приготовленный холст. Издали еще раз взглянул на нее и заметил:
— Вы сидите слишком напряженно. Расслабьтесь, Арабелла, вы ведь наделены прекрасной природной грацией.
Элле приятно было услышать о «природной грации», но она все равно чувствовала себя напряженной и неуклюжей и ничего не могла с собой поделать.
— Прошу прощения, — извинилась она, ей не хотелось, чтобы он рассердился. — Я стараюсь, честное слово! — Она и не подозревала, что так трудно просто сидеть и при этом выглядеть естественно.
К счастью, Золтан не рассердился, напротив, он улыбнулся, взял карандаш и предложил:
— Расскажите еще что-нибудь о себе, Арабелла.
— Вы уже все знаете обо мне, — ответила она с ослепительной улыбкой.
— Я уверен, что нет, — запротестовал он. — А чем вы обычно занимаетесь по вторникам, когда вы в Англии?
Ответить на этот вопрос было очень легко:
— По вторникам я работаю в магазине.
— Вы работаете в магазине?! А я думал, что вы…
— О, только два дня в неделю. Этот магазин принадлежит благотворительной организации, но у них всегда очень мало помощников… — Элла замолчала, увидев, как он потрясен. — А что я такого сказала? — быстро спросила дна.
— Милая маленькая Арабелла, мне кажется, я должен принести вам свои извинения.
— Очень приятно! — воскликнула она, радуясь, что он назвал ее милой маленькой Арабеллой. — Но за что вы должны извиняться?
— Вы помните тот наш разговор, когда я обвинил вас в прожигании жизни?
— Смутно, — ответила она, ее лицо было неподвижно, но глаза смеялись.
— Я думаю, что вы — кокетка, если я правильно употребил это слово, — заметил художник, впервые за все время засомневавшись в своем знании английского. — Из того, что я узнал о вас раньше и сейчас, я понял, что бывают дни, когда вы работаете до полного изнеможения!
— Действительно, бывали случаи, когда я чувствовала себя слишком усталой по вечерам, чтобы куда- нибудь выбраться и насладиться своим одиночеством.
Она обрадовалась, увидев, что в ответ он улыбнулся. У них завязалась долгая беседа о том, каким образом она «наслаждалась одиночеством». Элла рассказала о своей любви к опере и балету, о поездках на пикники, об увлечении лошадьми и о массе других приятных вещей. Вдруг она испугалась, что Золтан уже начал работать: он давно отложил карандаш и взял кисти, а она только сейчас это заметила, как и то, что совершенно расслабилась.
Что же за человек передо мной? — думала она. Видь он наречно втянул меня в беседу, чтобы снять напряжение.
Следующий час художник постоянно смотрел то на холст, то на нее. Иногда он отходил на несколько шагов от мольберта и смотрел на свою работу издалека, а затем снова разглядывал модель. Элле же казалось, что можно бесконечно долго изучать его сосредоточенное лицо, мужественный подбородок и высокий лоб.
Устав сидеть в одной позе, она пошевелилась.
— Не двигайтесь! — приказал он. Однако вскоре сам предложил: — Может, вы хотите отдохнуть?
— Нет, спасибо, — ответила она, решив, что такому хорошему художнику, как Золтан, во всем нужно подчиняться.
Она правильно поступила, отказавшись от отдыха, ведь он не стал настаивать и продолжил работу. Интересно, как вели себя люди, которые позировали Золтану до нее: они просили сделать перерыв? Элла решила быть терпеливой, как никто, — она ни разу не попросит отдохнуть.
Ей не терпелось узнать, как продвигается создание ее портрета, но она подумала, что это должно нервировать художника. Наверняка все другие просили разрешения взглянуть, а я буду вести себя совсем иначе!
