— У меня никогда не было ничего с мужчиной, если ты это имеешь в виду.
Она покраснела.
Зачем она в этом призналась? Ведь ее неуместные слова прозвучали как приглашение.
Он мягко засмеялся, и она разочарованно вздохнула.
— Не смейся надо мной, Морган. Я не знаю, что ты хотел услышать.
— О, ты сказала именно то, что я хотел услышать, и я смеюсь не над тобой, — пробормотал он суховато. — Я просто не очень тебе нравился четыре года назад.
— Нет.
— Мне всегда хотелось тебе нравиться. Дина. Я почти потерял надежду. Когда ты начала встречаться с Эдуардом и была так холодна со мной, я подумал, что ты в него влюблена. Все эти письма из Франции…
Он не стал продолжать, и она подумала, уж не почудилась ли ей страсть и ревность в его голосе. Он бросил сигарету на землю.
Ее трясло. Он решил, от холода, проникающего в открытые окна. Она следила, как он снимает куртку и накидывает на ее хрупкие плечи. Несколько лет она прожила с ним в одном доме, спала в соседней комнате. Она должна была относиться к нему как к старшему брату, но это было совсем не так. Никогда раньше она не смотрела на него как на мужчину. Его широкие плечи, свежесть запаха, зрелость его смуглой красоты будили приятные, но и опасные чувства.
Случайное прикосновение к плечам вызвало знакомый, предательский жар в крови.
— Я не всегда хорошо к тебе относилась, — прошептала она.
Было что-то гипнотизирующее в его пристальном взгляде.
— С одной стороны, правда. Дина. С другой — ты относилась ко мне лучше, чем кто-либо в доме, и намного лучше, чем я того заслуживал. Ты рисковала жизнью, спасая меня. И ты позволила мне остаться, хотя тебе этого не хотелось. Я ни на минуту не забываю об этом. Дина. Я всем обязан тебе.
— Может быть, я лучше относилась бы к тебе, если бы ты раньше поговорил со мной, как сейчас.
— Я не мог. Ты не подпускала меня к себе близко. Может, это и к лучшему.
— Почему?
— Я тебе как-то говорил, — сказал он. Может, он вспомнил, как целовал ее?
— Морган, я.., я хотела сказать тебе, что мне будет тебя не хватать.
Не дожидаясь его реакции, она прижалась к нему и крепко обняла. Слезы хлынули из ее глаз.
— Я была злой, потому что ревновала тебя к деду.
Он обнял ее дрожащее тело и нежно провел рукой по голове.
— Я знаю, милая. Я знаю. Тебе не в чем упрекнуть себя.
— А теперь я не хочу, чтобы ты уезжал.
Он нежно, по-братски, поцеловал ее в щеку. Она никак не могла найти ручку дверцы, так что он нагнулся и открыл ее сам.
— Береги себя, — сказал он.
— Ты тоже. — Ее мучили угрызения совести.
Затем он уехал, а она в горючих слезах кинулась в дом, в свою комнату. Она плакала навзрыд, пока не осознала, что случилось на самом деле.
Она любит его, и вовсе не как брата. Возможно, она всегда любила его. Но она не отдавала себе в этом отчета, пока не стало слишком поздно. Почему она так ужасно вела себя с ним? Если бы он вернулся, она сумела бы доказать, как сильно она его любит. В первую неделю после отъезда Моргана на винограднике воцарилась печаль, как будто кто-то умер. Дед надолго запирался по вечерам в своей комнате. Работники ходили грустные, особенно Грациела, для которой было самым большим удовольствием баловать Моргана своей стряпней.
Дина была безутешна, но больше всего ее волновал Брюс. Казалось, он постарел на десять лет. Его охватила полная апатия: он даже не выходил на виноградник проверить, не распустились ли почки. Она мечтала, чтобы что-то произошло и вывело деда из летаргии.
Она очень обрадовалась, когда позвонила Холли. Она поняла, что у Холли какие-то неприятности, так как Брюс немедленно отправился в Сан-Франциско. Во всяком случае, в нем снова появились признаки жизни, хотя в них и была сдержанная ярость. Впервые Дина не испытывала ревности, когда дед кинулся Холли на помощь.
Когда Брюс отправился в город, Дина возвращалась на автобусе домой. Она была так погружена в свои мысли, что, выйдя из автобуса, не сразу сумела оценить потрясающую красоту этого дня. Золотая пена дикой горчицы вздымалась над морем новорожденной травы между рядов винограда. Одинокий ястреб с красным хвостом низко парил в волнистых белых облаках.
Вдруг она услыхала мужской голос, самый музыкальный на свете, окликнувший ее по имени. Она оживилась, грусть сошла с ее лица, глаза засверкали. Но вокруг никого не было видно.
С противоположной стороны дороги послышалось:
— Дина. Я здесь.
Она оглянулась и как во сне увидела его. Она покраснела от радости. Через дорогу стоял пикап Моргана. Со свойственной ему небрежностью он прислонился к пикапу, безусловно дожидаясь ее. Он никогда еще не выглядел таким привлекательным с блестящими на солнце черными волосами в ленивой позе молодого повесы. Чистая белая рубашка и джинсы обтягивали его мускулистое тело. День был прохладный, но возбуждающее тепло разлилось по ее телу при виде Моргана. Она перебежала шоссе с такой же ослепительной улыбкой, как у него.
— Я думала, тебе там лучше, куда ты уехал, — закричала она, когда он брал книжки из ее рук и перекладывал в пикап. Он гладил ее пальцы.
— Это на самом деле так, — прошептал он.
— Но ты вернулся.
— Только потому, что скучал, Дина.
— По кому же? — спросила она.
— Я думаю, ты знаешь сама, — сказал он мягким дразнящим голосом. — Ты станешь еще более уверенной в себе, если я тебе признаюсь.
Она всегда жаждала любви.
— Пусть я буду более уверенной, — прошептала она, когда он обнял ее.
— Единственное, чего я хочу, — это чтобы ты стала моей. — Он поймал ее испуганный взгляд.
Она тоже этого хотела.
Его длинные руки держали ее талию, и она чувствовала их жар сквозь тонкую материю блузки. Он подсадил ее в пикап, а потом залез сам.
— Морган, мне было очень плохо, когда ты уехал.
— Мне тоже.
— Я скучала по тебе, — призналась она. Он повернул ее к себе. Сердце бешено забилось при виде его загорелого, словно высеченного из камня волевого лица.
— А я скучал по тебе.., и винограднику.
Когда я поостыл, то понял, что не хочу бросать Брюса.., особенно теперь.
Ее немножко обидело, что у Моргана было еще что-то, кроме страсти к ней, хотя ей было известно, как он предан работе. Она шла впереди к винограднику, утопающему в золоте, все еще чувствуя ревность. Подрезанные лозы казались уже готовыми проснуться и пойти в рост.
Его взгляд заставил Дину оглянуться.
— Сегодня твой день рождения, дорогая. Тебе двадцать один. Наконец ты выросла.
Морган провел большим пальцем по ее губам. Затем легким движением обследовал каждый изгиб ее рта, после чего своими губами раздвинул ее губы. И все ее мысли сосредоточились на ласках Моргана… Вдруг ей стало трудно дышать.
— Как это было эгоистично с моей стороны оставить Брюса в такое время года, — пробормотал он отсутствующим голосом, потому что ему тоже было трудно думать о винограднике, держа ее в объятиях. — Черт возьми, может быть, я уехал из-за.., весеннего напряжения.
Она смутно догадывалась, что он имеет в виду. Весна была особенно напряженным сезоном на винограднике: сначала ожидание, когда лопнут почки, потом постоянный страх ночных заморозков…
