Коридор

протереть только те, что в шкафу. Ромка открыл дверки шка­фа, провел тряпкой по корешкам. На самом видном ме­сте папа поставил «Десницу великого мастера». Книга была в порванной бумажной дополнительной обложке. Ромка с трудом вытащил сдавленную с боков «Десни­цу». Почитал» но книга была по-прежнему неинтересной. Однако папа часто доставал ее и показывал сначала соседям по квартире, а в дальнейшем – гостям. Потому что на обложке нутри была чернильная надпись: «Ро­ме Бадрецову от родителей Вали Минаева за спасение нашего сына».

«Десницу» Ромка привез санаторной лесной шко­лы, в которую после отъезда мамы на Сахалин устроил его отец. Тетя Оля перед этим предлагала папе отдать Ромку в специальный образцово-показательный детский дом, о котором написала толстую, очень интересную, по словам тети Оли, книгу ее приятельница. В этом детском доме прекрасно воспитывали самых трудных детей, в то время как ни Люся, ни Лева, по словам тети Оли, вос­питывать ребенка не умеют.

Как-то за чаем тетя Оля даже вслух зачитывала наи­более интересные места этой книги, бабушка Шура одобрительно кивала, дедушка Саша не высказывался, папа молчал, а Геннадий Анатольевич, сопя, пил чай, а когда допил, тяжело поднялся и сказал жене:

– У меня складывается впечатление, Оленька, что ты от безделья совсем рехнулась. Подумай, что ты не­сешь!

В детский дом Ромку не отдали, а устроили в лесную школу для детей с ослабленным здоровьем.

Врачи, осматривавшие Ромку при поступлении в лес­ную школу, недоуменно переглядывались, не понимая, на каком основании мальчик попал сюда. По-врачебно­му Ромка назывался «ребенок выше средней упитанно­сти», абсолютно здоровый, но не отправлять же мальчи­ка обратно.

Валька Минаев тонул в мертвый час. Тонул он со­вершенно зря. Дело в том, что Ромка, Валька Минаев и еще один мальчик, имени которого Ромка не знал, сде­лали плот. И когда перегруженный плот выплыл на глу­бокое место, он вдруг стал, накренившись, медленно уходить в воду. Первым прыгнул Ромка – плот замер, скособочившись; вторым прыгнул мальчик, имени кото­рого Ромка не знал, – плот выпрямился. Но Валька Ми­наев решил не отставать от товарищей и тоже прыгнул в глубокую воду. Ромка и мальчик без имени тихонько поплыли к берегу, обсуждая, как усовершенствовать плот. Потом они вспомнили про Вальку. Вальки не бы­ло. Вернее, он то был, то не был: его стриженая голова равномерно, как поплавок, то скрывалась под водой, то выныривала. Валька не умел плавать. Мальчик без име­ни первый доплыл до берега и с интересом смотрел, к чему это приведет, и спросил об этом Ромку. Ромка за­думался и понял, что приведет это к тому, что, скорее» всего, Валька сейчас утонет насовсем. Он вспомнил, что в таких случаях надо спасать тонущего. И тут Ромке стало страшно. Ромка на корячках вскарабкался на гли­нистый ускользающий берег, тихонько подвывая от ужа­са. Он оглянулся еще раз: Валька пока не утонул, его только немного снесло течением вн.

– спасем его как-нибудь, – прохныкал Ромка.

– Да ну его! – махнул рукой мальчик без имени. – Он уже сейчас утонет.

Ромка, на трясущихся ногах, перемазавшись в глине, сполз с берега в воду и поплыл к Вальке. Он прибли­жался к Вальке, с ужасом вспоминая, что тонущие утас­кивают с собой на дно своих спасителей. Спасать надо за волосы, вспомнил он. Но у Вальки волос не было, од­на челка. Ромка подплыл к барахтающемуся Вальке, хотел уцепить того за челку, но Валька в ответ крепко вцепился ему в руку.

– Не хватай! – захлебываясь, заорал Ромка и уда­рил Вальку со всей силы по всплывшей стриженой ма­ кушке.

Валька послушно отцепился. Он понял, что Ромка его спасает, и стал спасаться. Ромка за руку прибуксиро­вал его к берегу.

На берегу Ромку вырвало. А Валька сидел, охватив колени, и долго-долго икал.

– Я с закрытым ртом тонул, а то бы совсем уто­нул, – сказал он, наикавшись вдоволь.

– Жирный, а я думал, ты тоже утонешь-сказал мальчик без имени.

– Толстые на воде хорошо держатся, – объяснил Ромка.

Забирать исключенных лесной школы приехали родители Вали Минаева и Таня – Лева был в отпуске. Мальчика без имени не исключили, потому что он после купания заболел воспалением легких.

Родители Вали Минаева приехали на длинной чер­ной немецкой машине марки «опель», почти такой же, какая была у Левы, пока не сгорела. Они угостили Ром­ку клубникой в сахаре и подарили ему неновую «Десни­цу великого мастера». «Сейчас тебе еще рано читать эту книжку, а вот через год-другой – как раз». Таня рас­крыла книгу, прочла надпись и фыркнула. И когда ро­дители Вали предложили подвезти их на машине, отка­залась…

Сколько раз Ромка потом ни принимался за «Десни­цу», всегда было неинтересно. Ромка даже задумался: а стал бы он спасать Вальку, если бы знал заранее, что ему подарят такую старую, неинтересную, без картинок книгу.

В Уланском Ромку встретили недовольно. Потому что кроме книги лесной школы прибыла и характери­ стика, которую Лева, приехавший вечером того же дня, зачитал в большой комнате. Кончалась характеристика так: «…Много читает, начинал вышивать, ругается матом».

– Я же говорила: его надо отдать к Бабанову, – сказала тетя Оля.

– Что же это такое, Рома? – спросил Лева, для со­лидности понижая свой довольно высокий голос до баса.

– Пап, ну, ты понимаешь, – переминался с ноги на ногу Ромка. – Там девочки шестого класса Вальку Минаева Чингисханом дразнили. Я их не матом… Так дедушка Георгий говорит… По средам.

– Почему по средам? – скривилась тетя Оля.

– Он по средам водку пьет для аппетита.

– Позволь, Рома, – подняла недоуменно бровь ба­бушка Шура и сняла пенсне. Она повернулась к Леве: – Позволь?.. Разве Георгий Соломонович выпивает? У ме­ня сложилось впечатление, что… злоупотребляет не­сколько Олимпиада Михайловна? Вероятно, ошибаюсь?

– Ты ошибаешься, мама, – раздраженно возразил ей Лева, переходя на обычный свой высокий голос. – Георгий Петрович, а не Соломонович.

– Как ты смеешь делать маме замечания? – взви­лась тетя Оля. – Тем более при сыне!

– Да я не слушаю ничего, – завопил Ромка, выго­раживая отца.

– Ну, дела!.. – ухмыльнувшись, сказал Геннадий Анатольевич и поднялся из-за стола. – Парень товари– ша спас. А вы?.. Приятного аппетита, Александра Ин­нокентьевна.

– …Рома, обедать! – крикнула бабушка Шура и для убедительности постучала в стену.

Обед бабушка Шура готовила полезный и очень не­вкусный. Ромка возил ложку в шпинатном супе, потом расковыривал творожник, рассматривая, что у него внутри. Когда бабушка отошла от стола, он потянулся за хлебом, но бабушка Шура в последнюю секунду за­секла его; ожегшись под ее строгим взглядом, Ромка отдернул руку от хлебницы. —

– Не хочешь больше? Ромка помотал головой.

– Что надо сказать?

Ромка молчал, как будто не слышал вопроса.

– Так что надо сказать?

– Спасибо. Можно выйти – за стола?

– Громче.

– Горло болит «громче».

– Горло надо полоскать риванолом. Ну?

– Спасибо! – заорал Ромка так, что на диване за­шевелился дремавший дедушка Саша. – Можно выйти – за стола?

– Пожалуйста, – кивнула бабушка Шура. Она по­мыла в фарфоровой полоскательнице тарелку, вытерла, затем сняла пенсне и протерла стекла.

Пока бабушка была без пенсне, Ромка успел выхва­тить хлебницы горбушку и сунуть в карман. Этого бабушка Шура без пенсне не заметила, но она заметила другое:

– Ну-ка, ну-ка, подойди поближе… Что у тебя с шеей?! Боже мой! Немедленно в ванную! Мыть с мылом! Немедленно.

– Что такое, что такое? – встрепенулся дедушка Са­ша, но дремы не вышел.

– Я ее вчера мыл.