– Ростислав Михайлович! Ну что вы все время спите!
Рост открыл глаза.
– Вита когда от немцев прибудет? Пора вроде.
– А кто ее знает. Она же не говорит. Чтоб не встречали.
– Слушай, Юрк, а сестренка-то у нее не ахти. Не показалась она мне.
– Да и вы ей, – усмехнулся Юрка. – У нее даже личико скосоротило, когда вы на вокзале появились.
– Ну так, парень-то какой! – Рост подбоченился и провел пальцем по несуществующим усам. – Девки – вереницей.
– Расскажите героическое, – проканючил Юрка. – Военное.
Рост зевнул.
– Не мое амплуа. – Он потер грудь посередине.
– Пиво, что ль, старое, жога… Сроду не было.
– Сегодняшнее. Соды дома выпейте. Расскажите, Ростислав Михалыч.
– Вот пристал как банный лист. Что я тебе, чтец-декламатор? Кстати, о декламаторах: стишок могу. Называется «Бад-Феслау». Собственного сочинения. Только без вопросов. Понял – понял, нет – значит, нет… И нальют вина… И без чувства вины поднимут круглые кружки выше за тех, кто выжил, за тех, кто вышел сухим воды и живым войны.
За тех, кто ни разу не был убитым, за кем война не защелкнула пасть, за тех, кому не случилось пасть смертью храбрых на поле битвы.
На поле битвы… На битом поле с прибитым овсом и подбитыми танками, где вороны трудятся над останками, а трупы тихо хохочут от боли.
Выпьют за бомбы, что не упали, за неразорвавшиеся мины, за осколки, прошелестевшие мимо, за пули, которые не попали.
За тех, кто пережил, выжил, ожил, за тех, кто не спит замогильными снами, за тех, кто вынес боя знамя собственной продырявленной кожи…
3
– Тещенька тебя! – прокричал в коридоре Михаил Васильевич.
Юрка подскочил к телефону.
– Я приехала, – прокартавила Вита. – Собака жива? Привези: опять у меня рожа на ноге. Еле доползла. Сметаны по дороге купи.
– Сметаны? – не понял Юрка.
– Ногу мазать. Ладно – не покупай, у соседей возьму. Рост живой? Я ему звонила – нету его.
– Живой. Мы с ним сегодня пиво на Ленинских горах пили.
– Прекрасно. Жду тебя, Юрик. Собаку не забудь.
На лестнице был слышен смех Виты: Юрка позвонил.
– Открыто! – крикнула Вита. В ответ на ее недоделанное «р» Юрка, как всегда, улыбнулся, а Котя протяжно зевнул, выгнув язык ладьей.
Юрка толкнул дверь, брякнул колокольчик, привязанный к ручке, Котя рванулся в комнату, поскользнувшись на лакированном полу.
– Убери! – взвгнула Вита. – Все, Ленечка. Все. Целую. Тут собака пришла, Юркина. Да, он привез, лечиться буду. Уже чего-то жрет. Все. – Вита окончила разговор с отцом, – других «Ленечек» в ее обиходе не было.
– Чего от меня еще надо? – спросил Юрка, входя в комнату.
– Во-первых, чтобы ты не хамил прошедшей теще, – улыбаясь, сказала Вита с тахты, подставляя Юрке щеку. Сама она целоваться не любила – за помады и просто нелюбви к поцелуям. – И скажи этому своему, чтоб он мне ничего не портил. О! Провод жрет!
Поцеловав Bиту, Юрка несильно ударил пса ногой. Тот выпустил пасти обмусоленный телефонный провод и обиженно ушел за тахту. Юрка сел в кресло напротив так, чтобы максимально видеть Виту, и незаметно выдернул телефон розетки.
– Тряпку! – вдруг взвгнула Вита.
Юрка вскочил, но было поздно. Котя, увиденный Витой в зеркале, уже опустил лапу.
Юрка рванулся в ванную. Дверь была заперта, и текла вода.
– Кто там? – удивленно крикнул он Вите.
– На кухне тряпка, – ответила Вита. Юрка принес тряпку и вытер лужу.
– Слушай, какой же он у тебя идиот все-таки, – Вита покачала головой. – Это надо!..
– Не ругайтесь, а то лечить не будем.
– Да, давайте-ка лечить. Сметану возьми в холодильнике.
Юрка принес сметану.
Вита намазала распухшую, воспаленную от ступни до колена ногу сметаной и подставила Коте. Пес сначала неохотно, а потом заинтересовавшись стал слывать сметану, и добравшись до кожи, по инерции стал лать и ногу.
Лечиться собакой Виту научили ненцы. И с тех пор она против всяческих воспалений ничего другого не прнавала. Только собачья слюна.
Вита и подарила Юрке дорогостоящего Котю: с одной стороны, чтобы не скучно одному, а с другой – чтобы всегда была под рукой собака.
– Я тебе целый мешок пудингов привезла. И шоколадных, и миндальных, и черт его знает каких.
– Где они? – вскочил Юрка.
– В чемодане. Да они сырые, порошок…
Юрка разочарованно вздохнул.
– А как Рост? Куртку ему не привезла, нет хороших. Не болел он?
– Что-то он не того!.. – крикнул Юрка с кухни. – Слабый какой-то, сомлевший… Спрашиваю – фырчит. На жогу жалуется.
– Выйду на работу, положу его к себе.
Дверь ванной отворилась, и в комнату вошла молодая женщина с замотанной полотенцем головой, в длинном пестром африканском платье. При каждом движении – под платья выныривали босые ноги с красными капельками ногтей.
– Юрий, да? – сказала она, в упор разглядывая Юрку.
– Корпулетный…
– Толстый, – согласилась Вита. – Юрка жрать больно любит. Пудинги – это ты для него покупала. Вот скажи ему, Габи, много у вас в Германии едят?
– Да-а-а, – сказала Габи, кивая головой так, что было непонятно: много все-таки едят в Германии или мало.
– Виталия Леонидовна, вы имеете… – она покрутила пальцами в воздухе,
– фэ-э-н?
– В шкафу, Юрик…
Юрка встал, но Габи плавным движением осадила его. Она сразу нашла фэн, будто всегда жила в квартире у Виты. На кухне рыгнул холодильник. Котя испуганно зашевелился. Габи заметила собаку, положила фен на телевор и присела возле Коти.
– О-о, зю-ус!..
– Укусит, – сказал Юрка.
– На-айн, – выдохнула Габи, – О майн зюсер!..
– Какой же он «зюсер», он провод весь покусал, – пожаловалась Вита. – Рост старался, удлинял, а он его…
– Рост? Ро-о-о-ст? – Габи оторвалась от пса и приставила палец ко лбу.
– Рост – высокий рост?
– Какой высокий, это Витин хахаль, – объяснил Юрка, и Габи, ничего в результате не поняв, потрясла головой и снова стала возиться с собакой.
В дверь позвонили.