ярким пламенем факела Маррона, в колеблющейся тени его спины и изредка поворачивающейся головы. Его лицо казалось в свете факела размытым белым пятном; убедившись, что девушки идут следом, он отворачивался и смотрел вперёд.
Наконец они подошли к высокой двустворчатой двери, распахнутой наполовину. Из-за двери виднелся мерцающий жёлтый свет и доносился приглушённый говор вперемешку со смехом. Тут Маррон воткнул факел в кольцо на стене и жестом предложил девушкам войти.
— Нет уж, мы пойдём за тобой, Маррон, — хихикнула Джулианна. — Там, наверное, полно народу, так что тебе придётся отыскать для нас сьера Антона. Я вовсе не хочу проталкиваться сквозь толпу незнакомых мужчин.
— Госпоже не придётся проталкиваться…
— Хочешь сказать, что этим займёшься ты? — встряла Элизанда. — Сомневаюсь, Маррон. Достоинство гостей хозяина распространяется и на его оруженосца. По правилам приличия мадемуазель Джулианне очистят путь — и тебе вместе с ней, можешь поверить.
«Другими словами, — ехидно подумала Джулианна, обменявшись с подругой понимающим взглядом, — рыцари расступятся перед нами с не меньшей охотой, чем братья, но по другим причинам».
Хорошо воспитанный мужчина поклонится и уступит дорогу даме исключительно из вежливости; хорошо осведомлённый сделает то же самое, зная, что к нему приближается дочь королевской тени, из опасения, что некоторые свойства, приписываемые слухами самому загадочному лицу королевства, могут быть унаследованы его дочерью; и наконец, любой мужчина из Элесси — а эта страна лежит совсем недалеко от Рока, и её дети наверняка найдутся тут — будет ревниво защищать честь Джулианны. Это могло бы привести к некоторым трудностям для д'Эскриве, хотя уж он-то, подумала Джулианна, без труда защитит и её честь, и свою собственную.
Маррона, похоже, их доводы не убедили, но ему, видимо, вообще не хотелось входить в двери ни первым, ни последним. Наверное, ему хотелось одного — лечь в постель и выспаться. А так он был одет не по правилам, находился не там, где ему полагалось, и не в том положении, чтобы братья или оруженосцы стали расступаться перед ним, Джулианна пожалела Маррона, но, впрочем, он был ещё молод — оправится. В конце концов, сегодня его кормили мясным бульоном.
Она ждала; убедившись в твёрдости её намерений, Маррон поклонился и первым вошёл в двери.
В зале находились люди, никогда прежде не виденные Джулианной: несколько десятков, если не сотня рыцарей в белом. Они стояли группами у колонн и у стен, сидели, лениво развалившись на скамьях и на столах, переговаривались, болтали, кричали и жестикулировали, подвергая ежеминутной опасности слуг и оруженосцев, сновавших между ними с кувшинами, наполненными и пустыми. От Маррона не было никакого толку; он не лучше девушек знал, где искать своего хозяина в этой суматохе. Д'Эскриве должен был сам заметить их — но тогда д'Эскриве следовало ожидать их у двери, а до этого он явно не додумался.
Что ж, при дворе Джулианне приходилось попадать и в худшие ситуации, начиная с седьмого года жизни, когда она впервые вошла в зал, полный гостей, разыскивая отца. Теперь же умение осадить не в меру любопытного незнакомца стало её натурой. Расправить плечи, выпрямить спину, идти твёрдой поступью, но не строевым шагом, быть грациозной, любезной и, самое главное, открытой; искать того, кто тебе нужен, и ни в коем случае не скрывать этого, поворачивая не только взгляд, но и голову, и кивать любому, с кем встретишься глазами…
Как, интересно, поведёт себя идущая рядом Элизанда? Наверное, как-нибудь иначе, но тоже вполне пристойно. Например, влезет на стол и позовёт д'Эскриве по имени — не приведи Господи..
Всего два шага среди шумной толпы — и наступила тишина. Про себя Джулианна сравнила их появление с падением камня в медленную глубокую реку; молчание разбегалось по залу, подобно кругам на воде. Или подобно круговому ножу, который резал руки и языки, обрывая любую беседу и заставляя любого рыцаря на мгновение сбиться и растерянно уставиться на гостий.
«Д'Эскриве мог бы и предупредить своих товарищей, — раздражённо подумала Джулианна. — Мог хотя бы сказать о нас нескольким, чтобы слух распространился сам собой…»
Впрочем, молодые люди пришли в себя довольно быстро. Те, кто стоял ближе всех к девушкам, улыбнулись, поклонились, уступили дорогу и жестом предложили пройти; остальные, слишком хорошо воспитанные, чтобы разглядывать их в упор, ограничились взглядами искоса. Умолкший было разговор возобновился, став, однако, спокойнее и тише.
Они дошли до самого центра малого зала; Джулианна уже не вглядывалась в каждое лицо, отчаявшись найти д'Эскриве. Она больше рассматривала колонны и крышу, выгнувшуюся так высоко, что свет факелов не достигал её; про себя девушка подумала, что в любом другом замке этот зал стал бы главным, а не малым. А здесь название было верно; обитателям Рока он наверняка представлялся каморкой, пригодной разве что для детских игр, и за неимением детей отданной молодым людям для развлечений, центром которых стала на сегодня Джулианна.
Подумав так, она отвела взгляд от тёмного и едва различимого свода и обнаружила, что стоит перед огромным камином. Он был размером с замковую дверь; стены потемнели от копоти, но огня внутри не было — слишком уж жаркое выдалось лето. Вместо дров в камине стоял маленький столик, окружённый стульями; в нише висела лампа, а на столе стояло вино и знакомые серебряные кубки. Позади стола стоял Антон д'Эскриве. Он поклонился, поймал взгляд Джулианны и улыбнулся, выпрямляясь.
— Добро пожаловать, мадемуазель Джулианна и мадемуазель Элизанда. — Он поклонился чуть менее глубоко. — Не окажете ли вы мне честь? Я подумал, что вам, наверное, будет приятнее сидеть в стороне от всей этой суеты; мои собратья временами бывают излишне шумливы.
— Сьер Антон! — Её неудовольствие превратилось в смех. — Я прошу у вас прощения. Я уже начала думать, что вы забыли о своём приглашении.
— Ну что вы, мадемуазель! — Он отодвинул стул и усадил Джулианну; Элизанда устроилась напротив, а сам рыцарь — между ними. По его знаку Маррон поспешно наполнил кубки, а потом отступил к стене.
— Где же обещанное… представление, сьер Антон? — Джулианна не сказала слова «менестрель», чтобы не раскрыть Элизанде своего сюрприза.
— По-моему, оно сейчас начнётся, мадемуазель. Прислушайтесь…
На зал вновь опустилось молчание, на этот раз иное. В тишине Джулианна услышала негромкий звон мандолины.
Рыцари вокруг разом зашевелились, рассаживаясь за длинными столами. Джулианна вытянула шею, чтобы через их головы посмотреть туда же, куда все. Да, это был менестрель: бородатый человек средних лет, пёстро одетый, на ходу извлекающий из мандолины мелодичные звуки. Он медленно прошёл между скамьями к освободившемуся у камина пятачку и остановился прямо перед девушками. Джулианна подумала, что д'Эскриве усадил их тут не только для того, чтобы уберечь от шума.
Элизанда тоже завертела головой, высматривая источник музыки. Джулианна не сводила с неё глаз, пытаясь понять, какое впечатление произвёл сюрприз на её подругу. Результат её скорее озадачил, нежели обрадовал: она почти испугалась, заметив, что Элизанда напугана.
Какое-то мгновение Элизанда была неподвижна, однако потом её взгляд нашёл менестреля. Тут она повернулась, медленно выпрямилась и замерла, сложив руки на коленях и глядя на стол перед собой. Вуаль скрывала лицо девушки, но поза её не свидетельствовала ни о каком удовольствии. Тут была что-то другое, личное, какая-то тайна; быть может, какой-то менестрель появился в её жизни не к добру? А может, она была знакома с этим менестрелем; они могли встречаться на дороге, и встреча эта могла окончиться печально для Элизанды?
Что ж, решила Джулианна, какова бы ни была правда, она выяснится позже. Ей было жаль, что её сюрприз не принёс Элизанде радости, но люди, хранящие такое количество тайн, не должны жаловаться, если попадают в неприятные ситуации из-за неосведомлённости окружающих. Джулианна отхлебнула вина, чинно прикрыв бокал вуалью, , дабы не ранить ничьих чувств, и постаралась не думать об Элизанде и её секретах.
Честно говоря, это оказалось несложно. Возможно, менестрель не был знаменит, но его руки и голос были наделены поистине волшебным даром. Он извлёк из мандолины воинственный аккорд и запел песню, известную всем окружающим, включая даже Джулианну. Вообще-то говоря, музыка Чужеземья редко приживалась в Марассоне: в Империи было слишком много строгих ценителей, считавших свою родину источником всех искусств. Однако этот старый мотив был известен каждому воинственному мальчишке от
