ничего не значило; его имя, утверждал отец, значит больше двух десятков солдат, а то, что Джулианна носит это имя, делает её ещё более уязвимой без его защиты. Всё это было правдой, однако правда эта была Джулианне не по душе.
Элизанда кивнула, не удивившись, что они едут в одно и то же место, поскольку удивляться было нечего — дорога эта только туда и вела.
— Тогда мы можем ехать вместе, если ты не против?
— Если мои люди смогут нести паланкин с нами двумя, — уточнила Джулианна. — Ты же не можешь идти пешком, Элизанда. Так просто нельзя!
— Да, наверное. Но, может быть, нам нечего беспокоиться, потому что, кажется, ни одна из нас никуда не поедет. — Элизанда, нахмурившись, посмотрела вперёд, пытаясь разглядеть сквозь занавески что-то, находящееся за холмами. — Может, сейчас дорога кончится, или её перекрыли разбойники, или…
— Вон едет Блез, — прервала её Джулианна. — Он наверняка все разузнал.
Узнав о неожиданном происшествии на дороге, сержант немедленно отправился выяснять обстановку и вот теперь поспешно возвращался. Ещё не успев подъехать поближе, он крикнул что-то отдыхающим солдатам. Они тут же повскакивали на ноги и начали проверять своё оружие, тревожно поглядывая на дорогу.
Наконец сержант подъехал к опущенному наземь паланкину и соскочил с лошади в тучу поднятой ею пыли, откашливаясь перед тем, как заговорить.
— Мадемуазель!
— Да, сержант?
— Мне сказали, что там, на дороге — джинн. Я говорил с вожатым каравана, и он сказал, что стоит тут с самого рассвета…
Первой мыслью Джулианны было, что ни её всезнающий отец, ни беззаботная новая подруга не могли предвидеть случившееся заранее. Потом девушка подумала, что никогда не видела джинна, не рассчитывала его увидеть и сейчас этого ей меньше всего хотелось. Блез отвезёт её назад, в последнюю деревню из тех, что они проезжали, найдёт ей дом, и они будут ждать, пока дорога не освободится. Пусть это даже будет несколько дней…
Элизанда зашевелилась, села прямо и едва не отдёрнула занавеску. Впрочем, в последний момент она опомнилась и спросила, не показываюсь из паланкина:
— Вы его видели?
— Я видел смерч, э-э… мадемуазель. Только очень большой и неподвижный…
Все сходилось. Даже после многих лет службы на пустынных границах Элесси угрюмый сержант попробовал бы заговорить с облаком пыли прежде, чем поверил бы в его потустороннюю сущность.
Возможно, Элизанда уже поняла эту сторону характера сержанта, потому что следующим её вопросом было:
— Вы говорили с ним?
— Нет.
— А кто-нибудь другой?
— Не знаю, мадемуазель.
— Вам сказали имя джинна?
— Его имя, мадемуазель?! Нет…
— Ах ты, Боже мой…
На этот раз Элизанда нетерпеливо отдёрнула занавеску и выскочила из паланкина. Она остановилась всего на миг, чтобы оглянуться и спросить Джулианну:
— Ты идёшь?
У Джулианны был всего миг на раздумья. Блез запретил бы ей идти, и она не могла бы ослушаться, поскольку он говорил бы от имени её отца и своего господина. Однако внезапное появление Элизанды из недр паланкина заставило лошадь Блеза попятиться, и сержант был занят тем, что пытался успокоить своего скакуна. А Джулианна никогда не видела джинна, а Элизанда явно собиралась поговорить с ним…
Не бежать, конечно — достоинство, уверенность, грация, как с детства учил её отец, — но двигаться так быстро, как только можно, не переходя при этом на бег. Джулианна ступила из паланкина на дорогу, на новый путь: впервые она вышла из повелевающей воли отца, хотя это ощущалось как нечто ещё большее. Она схватила Элизанду за руку и потащила едва ли не бегом, мимоходом заметив, что она на пару дюймов выше своей новой знакомой.
Позади раздался резкий окрик Блеза:
— Нет, мадемуазель! Вам нельзя!
Джулианна не обратила на него внимания, не стала даже оглядываться, показывая, что услышала. Она всего лишь бросила полный холодной ярости взгляд на приближавшихся к ней солдат. Они, и без того сконфуженные её открытым лицом, от ледяного придворного взгляда попятились, отводя глаза и бормоча извинения.
И перед ней легла только дорога, открытая до следующего поворота, и Джулианна ощутила, что почти вырвалась из клетки. Но сзади послышался топот бегущего человека, без сомнения, сержанта Блеза, спешившегося наконец, и элессинские глаза его ничего не видели перед собой, кроме своего долга. Вероятно, он был готов даже применить силу, схватить девушку в охапку и вернуть в прилично закрытый паланкин.
— Мадемуазель Джулианна! — заговорил он, готовый сорваться, разъярённый, еле придерживаясь внешних форм вежливости. — Извольте немедленно вернуться в паланкин!
И действительно, когда Джулианна снова даже не взглянула на него, сержант в самом деле поднял на них руку — Джулианну взял за плечо, а Элизанду оттолкнул, но не успел повернуть Джулианну к себе, как она резко повернулась сама и свободной рукой ударила его по щеке, сложив ладонь лодочкой, чтобы сильнее был звук пощёчины, чтобы услышали все люди сержанта.
Слова были не нужны. Ошеломлённое выражение на его лице постепенно сменилось пониманием, осознанием того, как глубоко он оскорбил свою госпожу — или, как ему, наверное, казалось, своего господина. Если то, что слышала Джулианна о порядках в Элесси, не было преувеличением, она вполне могла просить барона о смерти сержанта. И её просьбу поддержали бы два десятка свидетелей-мужчин…
— Прошу… прошу прощения, мадемуазель. Я… я забылся. Я очень испугался…
Он побледнел под загаром, только щека горела. Сержант держался прямо, и дрожал только его голос. Джулианна подумала, что стоит ей приказать, и он тут же, на месте, перережет себе горло.
Достоинство, уверенность, изящество.
— Да, сержант, однако я тоже должна просить у вас прощения. Я позабыла надеть вуаль. Мне трудно привыкнуть к вашим обычаям. — С этими словами Джулианна набросила на лицо тонкую ткань. — Теперь, если вы соблаговолите проводить меня и возьмёте с собой на всякий случай с полдюжины солдат, мы вместе сходим посмотреть на этого джинна.
Джулианна вновь протянула руку. Элизанда приняла её и тепло пожала, выразив своё одобрение молчаливой улыбкой. Девушки пошли по дороге, и сгоравшая от любопытства Джулианна ускорила шаг. Верзила-сержант чуть отстал, выкрикивая команду солдатам.
По крутым склонам холмов тут и там громоздились скалы с острыми каменными выступами. Повернув за очередную такую скалу, девушки наткнулись на хвост ожидавшего каравана — погонщик мулов с еле живыми клячами, кожа да кости, падающими под непосильной поклажей, запряжённый быками фургон, ещё один, потом целый поезд таких фургонов и, наконец, собственно караван, о котором говорил Блез, — цепочка верблюдов, на ходу, наверное, растягивающаяся на полмили, но теперь сбившаяся в группы. Погонщики присели у костров в тени и готовили еду. Должно быть, все эти люди направляются в Рок-де- Рансон, подумала Джулианна: торговля приносит выгоду и им, и замку. И целый караван остановился на дороге из страха перед существом, которое вряд ли смог бы прогнать или уничтожить весь гарнизон Рок- де-Рансона. И как знать, сколько ещё вздумается джинну плясать на дороге?
Караван, как заметил Блез, держался на порядочном, однако не слишком большом расстоянии от джинна — всего лишь так, чтобы не попадаться ему на глаза. А джинна можно увидеть за следующим
