Михановский Владимир
Захлопни ящик Пандоры
С чувством трудно передаваемого восторга наблюдал доктор Антон ван Клепсидра за продолговатой вертикальной туманностью, медленно возникающей в глубине прозрачного контейнера.
Не один десяток лет ждал он этой минуты. До сих пор опыт наладить не удавалось. Белковые цепи распадались, не достигая необходимой степени сложности. Барахлил дешифратор наследственной информации. В самый неподходящий момент отключалась триггерная цепочка – одна из полумиллиона, – или перегорал фотоэлемент, или, наконец, нарушалась координация приборов. Что сделаешь? Слишком уж сложной – соответственно своему назначению – была установка доктора Антона ван Клепсидры. Такую дерзкую цель еще не ставил перед собой никто. Доктор задумал ни много ни мало – вырастить в белковой среде собственного двойника. Да, именно так. Получить с помощью сложных аминокислот еще одно точно такое же существо, сорока четырех лет от роду, с крючковатым носом, косматыми бровями и ныряющей походкой. С привычкой по ночам курить, а утром пить крепчайший кофе. Со скверной манерой покрикивать на сотрудников.
В принципе здесь не было ничего невозможного. Имелся материал – разнообразные белковые молекулы. Имелись управляемые силовые поля, которые могли как угодно направлять движения этих молекул, группируя их в любую заранее заданную форму. Имелась, наконец, и готовая программа – сам доктор Антон ван Клепсидра. Таким образом, в наличии была вся информация, необходимая для построения нового организма: она была дотошно записана на перекладинах длинных спиралевидных лесенок наследственной памяти. Лесенки были надежно спрятаны в недрах клеток, образующих в своей совокупности почтенного доктора Антона ван Клепсидру.
Для совершенных приборов прочесть эту информацию, не разрушая клеток, отнюдь не составляло труда. Разве вы приносите вред далекому островку, рассматривая его в большой бинокль? Трудность была в другом – заставить установку работать по заданной программе, заставить каждую молекулу стать на свое место. Любое отклонение – и вся постройка рассыплется, как карточный домик. Так, собственно, и происходило всякий раз, как только процесс синтеза достигал какого-то невидимого барьера. В неуловимый миг процесс, таинственно протекающий в чреве биованны, вдруг нарушался, заблудившиеся молекулы беспорядочно сталкивались, тыкаясь во все препятствия на своем пути, совсем как праздная толпа на площади, внезапно застигнутая дождем.
Глядя в такие минуты на экран электронного микроскопа, позволявшего наблюдать отдельные молекулы, Антон ван Клепсидра всегда вспоминал картину «Поле боя», произведшую на него в детстве сильное впечатление. Картина изображала павших воинов. В центре картины на пологом холме стоял спешившийся король. Он застыл в раздумье, опустив подбородок на рукоять сабли. На заднем плане ехидно улыбалась старуха Смерть с огромной зазубренной косой.
В роли короля выступал он, доктор ван Клепсидра. Павшие солдаты-белковые молекулы. Оставалось невыясненным, что именно играло роль старухи Смерти.
Но счастье улыбнулось доктору. Существует, видно, некая награда за мучения и горести, которые мы претерпеваем. Впрочем, не будем касаться богословских вопросов, к которым был неравнодушен доктор, – это увело бы нас в сторону. Так или иначе, в сегодняшний вечер опасный барьер был пройден, а таинство в прозрачной глубине продолжало свершаться строго по программе, о чем дружно говорили стрелки всех приборов.
Впрочем, доктор Антон ван Клепсидра отлично понимал, что божий промысел здесь ни при чем. Если бог и приложил руку к успешному синтезу, то имя этому богу – везение. Дело в том, что даже сверхчуткие приборы не могли с абсолютной точностью создать нужное поле напряжений, все его бесчисленные изгибы и впадины, пики и потенциальные ямы, куда должны были скатываться белковые молекулы. Каждый раз на сцене появлялся «эффект дрожания», или шрот-эффект, сводивший на нет усилия программного устройства. Подобные бесконечно малые отклонения от программы неконтролируемы. По всей вероятности, в какой-то краткий момент времени они свелись к нулю, взаимно уничтожились – и этого оказалось достаточным, чтобы реакция синтеза, преодолев опасный порог, двинулась дальше. Можно сказать, что доктор Клепсидра вытащил счастливый лотерейный билет – один из миллиона.
Доктор осторожно вытер вспотевший лоб. Боясь вздохнуть, он всматривался в глубь контейнера, где медленно вырастала продолговатая туманность.
Он поправил очки и выключил ненужный уже электронный микроскоп. Ужин на лабораторном столе давно остыл, но Антон забыл о еде. Мысли его находились там, в глубине, где, омываемая потоками физиологического раствора, час за часом росла и уплотнялась туманность. Туманность, которую он тщетно мечтал увидеть в течение долгих лет.
Он огляделся. Странно, все вокруг выглядело будничным. Тусклая панель освещения, захватанный пульт, обшарпанные стены… Будто не совершается сейчас величайшая революция в биологии. Будто не выйдет через полтора часа из биованны двойник – двойник его, доктора Антона ван Клепсидры. Существо, в точности повторяющее доктора – своего создателя. Кем будет для него он, доктор Клепсидра? Отцом? Богом, вылепившим его из праха? Или, может быть, окажется, что они попросту братья-близнецы, с полуслова понимающие друг друга?
Туманность постепенно приобретала очертания человеческой фигуры. Голова была темной, туловище – более светлым. Быстрее всего росла шевелюра. Тело было еще полупрозрачным, а голову двойника уже украшали великолепные седые космы, точь-в-точь такие, как у доктора Антона ван Клепсидры.
Внезапно доктор вздрогнул. На глазах белкового брата стал вырисовываться какой-то странный предмет. Сердце доктора Клепсидры похолодело. Неужели снова в чем-то искривился процесс синтеза? Теперь, когда, казалось, все пошло на лад. Значит, и этого придется уничтожить. А потом – снова бессонные ночи, насквозь продымленные сигаретами, и лихорадочные дни, заполненные одним стремлением – завершить дело жизни. А старость уже не за горами… Она притаилась за порогом.
Признаться ли? В глубине души доктор Клепсидра мечтал о друге и помощнике, который выйдет из биоваины и по-братски согреет его одинокую старость.
Однако что же это за нарост? Положив ладонь на шершавую рукоятку пульта, Антон всматривался в глубь до одурения, до боли в глазах. Достаточно повернуть рукоятку – и процесс, протекающий за пластиковой стенкой, обратится вспять. Наполовину построенный организм начнет распадаться. Туманность станет таять, и через некоторое время раствор в биованне вновь станет безукоризненно прозрачным…
Между тем посторонний предмет, приросший к глазам белкового двойника, вначале расплывчатый, приобретал все более твердые очертания. Что-то в этих двух кругах, соединенных тоненькой перемычкой, показалось доктору знакомым. Где он мог видеть подобный предмет? Очки! – осенило Антона. Ну, конечно, это были очки, такие же, как те, которые красовались у него на носу. Дешифратор с идиотской педантичностью скопировал также и очки, очевидно сочтя их – не без основания! за необходимый придаток
