– Примерно посередке дома, который между Заводью и угловым на Сокольскую, по левой стороне, – подхватила Хартлова, одолеваемая опасением, что ей не дадут вставить слово.
– На карте разберетесь? – Яролим глянул на Чонгради. – Можете показать нам это место?
– Ага, – кивнул мусорщик, – я в армии ефрейтором был. – Он подошел к карте Праги, висевшей на стене, мгновенно нашел Ечную улицу и ткнул грязным ногтем. – Вот тут это было, насупротив той улицы…
– Аккурат насупротив Катержинской, – поспешила добавить Хартлова.
– А не было в этой корзинке еще чего-нибудь… любопытного?
– Одно нормальное свинство, – отмахнулся Чонгради. – Денег никаких.
Матейка быстро прикинул, с кем бы ему надолго испортить отношения, поручив не торопясь и основательно перебрать все то, что накопилось на платформе мотокара. Вот если б ему улыбнулось счастье, быть может незаслуженное, то самое, которое, если верить поговорке, садится куда угодно, когда устанет летать, – и в мусоре нашелся бы глушитель. А вдруг на нем даже отпечатки пальцев сохранились… Но скорее всего просто будет часок очень неаппетитной работенки. «Н-да, романтики в практике криминалистов и щепотки не наберется», – вздохнул Матейка, берясь за телефон, чтобы отдать нужные распоряжения.
– Где ваша повозка?
– А здесь, аккурат перед домом, – затараторила Хартлова, порываясь рассказать, как она, включив фары и бешено гудя, прикатила сюда прямиком с Ечной.
– О чем все это говорит, Ломикар? – спросил Яролим, когда с короткой записью допроса Чонгради и Хартловой было покончено.
Вместо ответа Матейка выглянул в окно. На асфальте двора выложили все содержимое мотокара, и два сотрудника терпеливо рылись в мусоре. Чонгради стоял в стороне, заложив руки за спину с таким видом, будто всем тут командует. Со времен своего ефрейторства он не переживал более прекрасных мгновений.
– Мне это почти ничего не говорит, – немного погодя ответил Матейка. – А тебе?
– По крайней мере мы можем теперь предполагать, в каком направлении уходил убийца. То есть не вниз по улице, к «Маленькому медведю», а в обратную сторону, к Павловой площади и, стало быть, к станции метро.
– Просто ты все еще думаешь о Марте Покорной, так ведь?
– А какое иное заключение можно из этого сделать?
– Минутку, – вмешался Томек, сидевший в сторонке. – Вы считаете, что Марта Покорная могла убить деверя голым кулаком? Не забывайте медицинской экспертизы, Я видел эту даму – не то у нее сложение, чтоб владеть приемами каратэ.
– Допустим, но что, если… – Яролим смолк на середине фразы, и Матейка с Томеком даже не стали просить его продолжать.
– Попробуем подвести итог, – сказал Матейка. – Петр Покорный был убит ударом в висок – или, точнее, подвергся нападению. Лишь после этого ему выстрелили в голову. Обратная очередность – бессмыслица. Убийца сломал замок дверцы на твоей «октавии», – он глянул на Яролима, – подтащил к ней труп и затолкал на заднее сиденье. Помимо крепких нервов, для этого нужна незаурядная физическая сила. Иными словами, о пани Покорной лучше забудь. Лужа крови на земле указывает, где лежал Покорный, когда в него выстрелили, то есть возле машины, которую он собирался чинить, рядом с переносной лампой. Но последняя была выключена.
– Значит, убийство совершилось при дневном свете и Покорный еще не включал переноску или ее выключил убийца, – подхватил Яролим.
– Стоп, – перебил их Томек. – Который убийца? Первый или второй? Я считал бы наиболее правдоподобным, что первый оставил Покорного на земле, а переноску включенной. Второй же, проходя по двору к Покорному домой, увидел его лежащим под машиной, а так как нервы у него были напряжены до предела, то он и подумал, что Покорный возится с какой-нибудь неисправностью под днищем, и, недолго думая, выстрелил. Без света он вряд ли разглядел бы его в темном углу. Он же запихал труп в вашу машину, которая стояла в стороне, чтоб тело нашли не сразу, и довольно неуклюже попытался придать ему вид самоубийцы.
– Допустим, – согласился Яролим, – но кто тогда выкрал бумажник из кармана куртки Покорного, — висевшей на двери гаража? И почему выбросил его?
– Он мог искать что-нибудь в бумажнике и не найти, – неуверенно предположил Матейка.
– Или хотел навязать нам мысль, будто целью убийства было ограбление. А четыре сотни он в панике просто не заметил, – сказал Яролим.
– Господа, прежде всего мы теряем время, – заявил Матейка. – Смотрите: мы установили, что Чижек никак не мог обожать Покорного – и вот, как это ни странно, с ним одним из своих сообщников он якобы не виделся после освобождения, хотя работу он нашел как раз на том самом предприятии, где брат Покорного довольно крупная шишка. Далее: Чижеку нужны были деньги, чтобы уплатить за костюм для своей сударушки, как говорили встарь. У него была сотенная купюра, то есть он мог уплатить за себя в пивной, но он притворился, будто у него нет ни гроша, и вызвал Хольцову. Для чего же, как не для того, чтоб обеспечить себе алиби и на ближайшие часы?! Он не мог знать, когда обнаружат труп в твоей «октавии». Если добавить к этому незначительное расстояние от «Медведя» до места убийства, то мне все ясно, и я знаю, что сделаю…
«Какую-нибудь опрометчивость», – подумал Яролим.
– Что же именно? – тихо осведомился Томек.
– Он под постоянным наблюдением, – ответил Матейка. – Я просто арестую его, и если он хоть что- нибудь соображает, то предпочтет сознаться сразу. Не верю я ни в каких двух убийц, Чижек просто стукнул Покорного, а потом для верности застрелил.
