Маленькую, трехлетнюю, девочку, рассказывал он однажды, отправили в детский сад.
– Ну как, хорошо тебе там было? – спросили у нее дома вечером.
– Плохо, очень плохо, – ответила она.
– Но там же столько детей, столько игрушек! – удивились родители.
Девочка подумала и сказала:
– Дома светлей!
Даже если она имела в виду физический свет, она сказала очень важную вещь.
Мы недостаточно отдаем себе отчет, как высветляет душу светлое помещение. И как притемняет душу тусклый свет. России климатически всегда не хватало света. Вот почему ей так необходима светоносная поэзия.
Тирану не дает покоя призрак убийцы. И чем тише вокруг него, чем меньше признаков существования оппозиции, тем подозрительней тишина. Ужас тишины, вызванной страхом перед ним, тиран воспринимает как ужас подготавливаемого в тишине заговора. Чем тише вокруг, тем явственней по ночам встает над ним призрак убийцы. Наконец, этот призрак делается невыносимым.
И тиран начинает убивать сам, разрушая, как ему кажется, зреющий заговор.
Ухватившись пальцами за реальную, теплую глотку, он постепенно освобождается от видения невыносимого призрака, за глотку которого невозможно ухватиться.
И чем больше реальных глоток хрустит под его пальцами, тем видение призрака делается все слабее и слабее. Реальность освобождения от призрака еще больше вдохновляет его удушать реальных людей. И чем больше он удушает реальных людей, пусть через мнимые суды, тем призрачнее делается призрак.
И наконец, в зависимости от страны, истории, от силы мании, убив сотни или сотни тысяч людей, он вдруг радостно ощущает, что призрак исчез.
И тогда он перестает убивать. Исчезновение призрака, мучившего его, он воспринимает как следствие своевременного подавления зревшего заговора. И он некоторое время живет нормальной жизнью, весело, бестревожно. А вокруг него полная тишина, никакого мышиного шороха оппозиции.
Но вот сама полнота этой тишины постепенно становится подозрительной. И ночами снова появляется призрак убийцы. И теперь тиран мучается, с трудом засыпая на рассвете. И тогда он с тоской вспоминает: отчего еще совсем недавно ему было так весело и спокойно и никакие призраки его не тревожили?
Оттого, с железной логикой отвечает он самому себе, что я в зачатке раскрыл заговор, уничтожил заговорщиков и их некоторое время не было. Оттого мне было весело и спокойно и призрак убийцы не являлся.
А теперь он снова появился. Вон покачивается в углу спальни. Почему? Ясно почему. Моя гениальная интуиция подсказывает мне, как и в тот раз, что снова появились заговорщики. А призрак мучает по ночам, мучает невыносимо, и так как призрак нельзя задушить, руки тянутся к реальной глотке. И снова начинается террор.
И как только начинают хрустеть реальные глотки, призрак бледнеет и бледнеет и в конце концов истаивает после какого-то числа переломанных теплых глоток.
И в один прекрасный день тиран успокаивается, приходит в равновесие и лишний раз убеждается, что вовремя подавил заговор.
Через некоторое время все повторяется. И так до тех пор, пока действительно кто-то из приближенных к тирану, предчувствуя новый виток борьбы с заговорами и боясь стать его жертвой, в самом деле его не убивает или просто тиран не умирает своей смертью.
Он был так рассеян, что не заметил, как жена от него ушла. Через несколько дней, узнав об этом, жена из самолюбия вернулась. Она не могла смириться с мыслью, что уход ее не замечен.
– Ты что, у мамы была? – спросил он, увидев ее.
– Но ведь моя мама умерла, – ответила она в отчаянии.
– Извини, дорогая, – смутился он, – совсем замотался.
И снова погрузился в работу. И тут жена окончательно ушла, но он этого опять не заметил. Через день он вспомнил о прошлом уходе жены и стал соображать: раз она не была у мамы, значит, где-то была. Но где?
Он хотел спросить у нее, но ее опять не оказалось дома. Наверное, к маме ушла, подумал он, опять забыв, что мама у нее умерла. Очень уж давно она умерла.
Цветаева гениально сказала, что женитьба Пушкина на Наталье Николаевне – это стремление переполненности к пустоте. Но можно продолжить ее мысль. Пушкин на удивление друзьям нередко любил общаться с пустыми людьми. Электричество его переполненности требовало заземления, иначе он взорвался бы. Друзья этого не понимали, скорее всего, и сам Пушкин этого не понимал.
Тот, кто думает так, но не осмеливается сказать, что думает так, на самом деле только думает, что думает так, но думает иначе.
Все шлюхи в старости делаются ханжами. В чем дело? Жадность. Уже неспособная обжираться телом, старается как можно больше отожрать от добродетели.
Сплетня – сладость заговора без его опасности.
Пьяницами становятся в первую очередь люди с очень здоровой психикой. Они долгое время не испытывают похмельного ужаса. Потом, конечно, психика сдает, но уже отказаться от питья трудно – алкоголик. Я, к счастью, застрял на первой стадии.
Если ты дурак, то будь хотя бы флегматиком.
Лакей лучше всего узнается не в лакействе, а в дерзости.
