всегда на мокром месте, тотчас бы разрыдалась, но Верена была не из их числа, а потому она просто грустно вздохнула и промолвила тоном смирившегося со своей участью человека:
— Там остался мой саквояж, а в нем — все, что я с собой привезла.
— Ничего, когда мы доберемся до Колумбуса, я заберу ваши вещи на вокзале. Если поезд окажется там раньше нас, то носильщик обязательно их туда сдаст.
Ее взгляд упал на стадо овец, которое удалялось от теперь уже свободного пути, и она еще больше пала духом: кроме животных и сопровождавших их двух пастухов, ничего больше не было видно — ни дороги, ни домов, вообще ничего. Лишь холмы, луга да полоса деревьев.
— Знаете, — сказала Верена с чувством, — если бы я могла предположить, что вы собираетесь прыгать с поезда, я бы лучше снова бухнулась на пол. Я ведь думала, что вы просто решили укрыться от стрельбы за железной дверью, не более.
— Мне необходимо было сойти — и вам тоже.
— Хотелось бы услышать хоть одну убедительную причину, зачем, — резко отозвалась она. — Особенно если учесть, что мы оказались среди чистого поля, не захватив с собой даже зубной щетки и не имея представления, как отсюда попасть в Колумбус.
— Я могу назвать сразу две.
— Ну-ну, послушаем.
— Начнем с того, что, как только поезд прибудет на станцию, там все будет кишеть стражами порядка, и каждому, кто ехал в нашем вагоне, придется давать показания насчет перестрелки.
— Мне нечего скрывать, мистер Маккриди.
— Может быть, нет, а может быть, и есть. Как бы там ни было, но, прежде чем рейнджеры или путевые детективы разберутся, как было дело, пройдет день, а то и два — более чем достаточно, чтобы сно ва объявились ваши приятели. И если они не круглые идиоты, то к тому времени они уже успеют сообразить, что к чему. Вам что, хочется оказаться там, когда это случится?
— Они мне не приятели. Сколько еще раз повторять вам, что я их не знаю?
— До тех пор, пока я вам не поверю.
— В таком случае я этого больше не буду повторять.
Она наконец решилась взглянуть ему в лицо и сказала:
— Знаете, если бы какой-нибудь ваш знакомый сейчас вас увидел, он бы скорее всего вас не узнал. Мне кажется, более жуткого глаза я в жизни не видела.
— Но меня, по крайней мере, никто не разыскивает.
— А я думаю, все-таки разыскивает: разве вы стали бы прыгать на ходу из поезда из-за меня одной, мистер Маккриди? Нет, вы это сделали, потому что не хотели иметь дела с властями. И не пытайтесь это отрицать — я вам все равно не поверю.
— Вы чертовски подозрительны, Рена.
— Это я подозрительна? Вы лучше на себя посмотрите.
— Разве вы видели, чтобы я пытался бежать от шерифа Гуда?
— Просто вам некуда было бежать.
— Но меня, в отличие от вас, не разыскивают какие-то двое неизвестных типов, — парировал он ее выпад.
— Что ж, этого я действительно не могу объяснить.
— То-то и оно.
— Полагаю, с моей стороны было бы напрасным надеяться, что вы знаете, куда мы попали?
— Это усадьба Брассфилдов.
— Что-то я не вижу особых признаков усадьбы, — вздохнула она и снова повернула к нему голову. — Впрочем, насколько я припоминаю, проводник не был так уж уверен, где мы находимся. Мне кажется, он сказал, что мы, надо думать, где-то возле усадьбы Брассфилдов.
— Должны же были эти овцы прийти откуда-нибудь?
— И все-таки никакой усадьбы не видно, — возразила она.
— Да, — согласился он, — нам, пожалуй, придется немного прогуляться. Вы, кстати, случайно не говорите по-испански?
— Я могу читать классиков на латыни или по-французски, с трудом могу что-то разобрать по-гречески, но испанский не входил в программу обучения Бэнкрофтского педагогического училища. А что?
— А то, что я могу пересчитать на пальцах все испанские слова, которые я знаю, причем большинство из них неприлично произносить вслух.
— Простите, не поняла?
— Вы прекрасно слышали, что я сказал. Глядите, к нам направляется мексиканский мальчишка.
И действительно, один из двух пастухов заметил их и теперь во весь опор бежал к ним по траве, в знак приветствия размахивая руками. Когда он приблизился настолько, что можно было разглядеть его лицо, ей стала видна его приветливая щербатая улыбка. Мэтт встал с земли, отряхнул пиджак и брюки и помог ей подняться.
— А ну-ка повернитесь, — сказал он ей. — Хочу глянуть, достаточно ли прилично вы выглядите и чем я могу вам в этом смысле помочь.
— Чем тут уже поможешь — это безнадежно, — пробормотала она, осматривая урон, нанесенный ее убранству; тяжело вздохнув, она добавила: — Кажется, оторвался кусок или даже два. А без саквояжа я даже не могу сменить юбку.
— Я вам найду что-нибудь другое.
— Мы ведь еще вчера выяснили, что это совершенно невозможно.
— Предоставьте это мне, — небрежно бросил он и, протянув руку, направился навстречу мальчику.
— Donde es[17] Брассфилды? — начал он, надеясь быть понятым.
— Si… si…[18]
— Вы уверены, что произнесли это правильно? — спросила Верена за его спиной.
— Donde esta[19] Колумбус?
— Si… si… — повторил снова мальчик, энергично кивая головой.
— Так Брассфилды или Колумбус?
— Si… si…
— Я не удивлюсь, если окажется, что это совсем другое место, — пробормотала она вполголоса.
— Хотите — попробуйте сами.
— О, нет.
— В таком случае наберитесь терпения. El rапcho — donde esta el rancho[20]?
Вопрос вызвал целый поток стремительно льющихся испанских слов, которые Мэтт даже и не пытался понять.
— Donde? Фу-ты — где эта чертова усадьба Брассфилдов? — не выдержав, закричал он.
— Если он вас не понял с первого раза, то крики, я думаю, здесь не помогут, — спокойно заметила Верена и, обойдя Мэтта, приблизилась к мальчику: — Брассфилд?
— Si.
— Это усадьба Брассфилдов?
— Si.
— Ну, этим si я и так сыт по горло, — пробормотал Мэтт.
— Погодите, я собираюсь добиться от него вот чего — чтобы он показал нам дорогу.
Описав рукой вокруг себя большой круг, она спросила:
— Усадьба Брассфилдов?
— Si?
— Дом?
— Casa, — подсказал Мэтт. — Дом — это casa. Уж это слово я знаю.
— Casa — где casa? Там? — спросила она, показывая налево.
— Si.
