Нисколько не обескураженный таким холодным приемом, ее высокий красивый собеседник опустился на скамейку рядом с ней и, положив на колено свою новую черную фетровую шляпу, непринужденно заметил:
— Вижу, вы отыскали-таки свое обручальное кольцо.
— А я его и не теряла, — парировала она, глядя на простое золотое колечко на своей левой руке.
— Но там, на Норфолкской Звезде, никакого кольца у вас не было.
— Как видно, мало что ускользает от вашего внимания, — неодобрительно пробормотала она.
— В моем деле иначе никак нельзя.
Конечно, ей лучше всего было бы отгородиться от него ледяной стеной молчания, но она уже успела убедиться, что от этого типа так просто не отделаешься. Вздохнув и стараясь придать голосу как можно больше безразличия, она спросила:
— И чем же вы занимаетесь, мистер Маккриди?
— Играю в покер.
— В покер? — переспросила она, думая, что ослышалась. — Но это же игра. Неужели это все, чем вы занимаетесь? Я имею в виду — не можете же вы этим зарабатывать себе на жизнь!
— Могу.
— Мне в это трудно поверить.
— Знаете, не так уж много на свете вещей, которыми можно заниматься, не запачкавшись с головы до ног, а у меня жуткое отвращение к грязи в любых видах — например, я не выношу грязной одежды и черных ногтей, — признался он, улыбнувшись.
Помимо своей воли она бросила на него более внимательный взгляд и вынуждена была признать, что если не обращать внимания на дьявольский огонек в темных глазах и забыть о его не всегда безупречных манерах, то он, бесспорно, выглядел джентльменом. И отлично сшитый черный костюм, и темно-красный жилет из парчи с выглядывающими из кармашка золотыми часами, и безукоризненно белая рубашка с черным шелковым галстуком, и, наконец, дорогие, хорошо начищенные ботинки — все это подчеркивало создаваемое этим человеком впечатление изысканной элегантности. Рука, покоящаяся на другом его колене, соответствовала этому общему впечатлению: у него были длинные и тонкие пальцы с чистыми, хорошо ухоженными ногтями, и в то же время не могло быть ни малейших сомнений, что это рука настоящего мужчины. И лицо тоже.
— Понимаю, — едва слышно проговорила она.
— Если у человека быстрые руки и крепкие нервы, то он или стреляет, или играет, — продолжал он. — Я лично пришел к выводу, что играть гораздо приятнее, чем убивать.
— Да, конечно, — неуверенно согласилась она.
— И к тому же я неплохо разбираюсь в людях — как в мужчинах, так и в женщинах. — Он посмотрел ей прямо в глаза, и его улыбка стала еще шире: — А где, кстати, мистер Хауард?
То, как он это произнес, заставило ее насторожиться:
— Простите, вы это о ком?
— Ну как же, о вашем муже, — напомнил он ей. — Что-то я не вижу рядом с вами этого счастливчика.
— Не понимаю, почему это вас так интересует, мистер Маккриди, — холодно ответила она.
— Но ведь, если я не ошибаюсь, он должен был бы ограждать вас от назойливых приставаний.
— Не знаю, что вы под этим подразумеваете, но смею вас уверить…
— Под назойливыми приставаниями? — не дал он ей договорить, улыбаясь, и Верена невольно отметила, что улыбка делает его еще более привлекательным. — Я под этим подразумеваю бесцеремонное заговаривание, настойчивую навязчивость, непрошеное ухаживание.
— Я и без вас знаю, что означает это выражение, — сердито отрезала она, — тем более что вы своим поведением не оставили ни малейших сомнений в его точном значении.
— И все-таки — существует ли в природе мистер Хауард или же я был прав насчет вашего кольца?
— Уверяю вас, сэр, существует, — твердо ответила она, но, увидев, как у него приподнимается бровь, посчитала нужным подкрепить свое утверждение: — Видите ли, во время путешествий у меня иногда опухают пальцы, поэтому я в таких случаях попросту не надеваю кольца, вот и все. А что касается мужа, то, поскольку я прибывала с опозданием, он не стал меня дожидаться, а отправился в Сан-Анджело один, чтобы успеть обсудить с адвокатом отца все вопросы, связанные с наследством, еще до начала слушания дела об утверждении завещания. Таким образом мы можем быть уверены, что на этой процедуре будет присутствовать по крайней мере один из нас. Если уж вы так этим интересуетесь, то могу сообщить для вашего сведения, что муж оставил для меня в пансионе миссис Харрис записку.
Он прекрасно понимал, что она говорит неправду, но ее нельзя было винить за это, учитывая положение, в котором она очутилась. В то же время он не мог отказать себе в удовольствии подпустить ей еще одну шпильку:
— Знаете, будь я на месте Хауарда, я бы никогда не уехал без жены и не оставил бы ее на произвол судьбы в такой дыре.
— Что ж, могу вас утешить, — произнесла она, чувствуя себя довольно глупо оттого, что ее провоцируют отвечать подобным образом. — Вы не на его месте, мистер Маккриди, поэтому вам не о чем беспокоиться.
— Я просто подумал, что, может быть, вам стоило бы выбрать себе в попутчики человека, которого вы хоть немного знаете. Гляньте на них. — И он кивнул в сторону шумной компании ковбоев, к которой успел присоединиться и знакомый ей молодчик по имени Билл. Они орали на всю станцию, сквернословили и явно были пьяны. — Я, по крайней мере, принимал утром ванну.
— Так вы тоже едете в Сан-Антонио?
— Да.
— Мне следовало бы и самой догадаться.
— Так вот: раз мы оба чужаки в Техасе, то почему бы нам не ехать дальше вместе?
— Мы, как вы изволили выразиться, действительно чужаки, но в том смысле, что вы — совершенно посторонний для меня человек, — решительно заявила она. — И, говоря откровенно, я бы предпочла, чтобы вы таковым и оставались. Я не из тех женщин, кто флиртует с первым встречным за спиной мужа, мистер Маккриди. Ну а сейчас прошу извинить меня…
— Пообщаешься с вами — и невольно подумаешь: вы — как то великолепное, отливающее красным румянцем яблоко; снаружи оно — глаз не оторвешь, ну а внутри — кислятина кислятиной, — произнес он, досадливо морщась.
— Только не надо принимать меня за дурочку, — выпалила она в ответ. — Я все прекрасно понимаю: увидев, что приглянувшаяся вам женщина путешествует одна, вы тут же решаете обратить себе на пользу то несколько щекотливое положение, в котором она оказалась.
— В общем-то, я надеялся, что польза будет обоюдной, — сказал он, вставая. — Я думал, что мы сможем помочь друг другу в трудную минуту, но, кажется, я ошибся.
— Уверяю вас, я вовсе не такое уж слабое, беззащитное существо, каким вы меня представляете. И мне не нужна такая помощь, которую вы предлагаете.
Некоторое время он молча стоял, глядя на нее сверху вниз с насмешливым выражением в темных глазах, а затем произнес:
— Пьяные ковбои не очень-то считаются с обручальными кольцами. На вашем месте я бы не забывал об этом.
— Всего хорошего, мистер Маккриди.
Надев свою черную фетровую шляпу, а затем сдвинув ее слегка назад, так что стали видны его черные волосы, он, прежде чем удалиться, проговорил:
— Что ж, если вы передумаете, знайте, что я буду находиться в задней части вагона: я всегда сажусь так, чтобы было видно, что происходит передо мной.
Он направился к выходу на платформу, и она почувствовала облегчение, смешанное с какой-то смутной тревогой. Из памяти никак не шли произнесенные им слова, показавшиеся ей загадочными:
Я думал, что мы сможем помочь друг другу в трудную минуту…
Чем больше она вдумывалась в их смысл, тем более странными они ей казались… Впрочем, глупо искать
