вроде бы совсем не сокращались… Но вот и лондонский вокзал, привычная городская суета. И, наконец-то, Энни повернула за угол, на свою тихую улицу. Ее руки болели от тяжелой сумки, но она продолжала быстро идти вперед, мимо кирпичных домов, которые, казалось, жмурились в солнечных лучах, от удовольствия. На тротуарах катались на роликах детишки. Здесь все было, как всегда. Энни миновала ворота соседнего сада, продолжая машинально считать номера домов. Их владелец, живший по соседству, старик, приоткрыл ворота пошире и, когда она поравнялась с ним, вынул трубку изо рта и, кивнул на ее дорожную сумку, дипломатично поинтересовавшись:
– Что это ты, отдыхала где-нибудь?
– Вроде того, – улыбнулась Энни.
Она ступила на знакомую тропинку во дворе их дома, садовая калитка издала у нее за спиной характерный щелчок.
Пока Энни вставляла ключ в замок, она заметила, что сад перед домом требует прополки: это была работа, которая всегда доставляла ей удовольствие.
Дома!
Передняя дверь распахнулась, и Энни вошла внутрь. Все вокруг было знакомо до мелочей. Но потом вдруг на нее резко обрушилась тишина. Она поставила сумку у ног и стук показался неестественно громким. Дом был пуст. Энни подбежала к двери в гостиную и распахнула ее. И здесь никого не было, хотя подушки были примяты, и мозаика валялась на столе и, на полу. Энни побежала на кухню и увидела на скатерти и в хлебнице крошки, а в сушке пустые молочные бутылки. Но эти приметы ни о чем ей не говорили.
– Они ушли – в панике подумала она и громко закричала в тишину.
– Марти-и-и-н!
И вдруг через кухонное окно Энни увидела всех троих. Мартин должно быть работал в саду, а малыши играли рядом, но теперь они услышали ее. Они повернулись к дому, и на их лицах отразилась неуверенность и сомнение. Энни дергала ручку двери, забыв в какую сторону она открывается. Наконец дверь распахнулась, и она выбежала в сад к своей семье. До нее донесся крик Томаса:
– Мама вернулась! Посмотрите, мама приехала! – Но Энни смотрела только на Мартина: «Позволь мне попросить тебя только об одном. После того, что было. Позволь мне вернуться…»
Глаза Мартина застыли на лице Энни. Ее глаза были наполнены слезами, но взгляд их был таким выразительным. Он знал, что теперь наконец-то все действительно кончилось, и ласково взяв жену за руки, тихо произнес:
– Энни…
Она прислонилась щекой к ею плечу и спросила: «Можно мне вернуться домой?» Своими ладонями он повернул к себе ее лицо, все залитое слезами:
– Мы же здесь. Мы ждем тебя.
Он поцеловал уголок ее рта и большим пальцем отер следы слез со щек, как обычно, она делал:! Тому или Бенджи. И прямо перед собой она увидела такое знакомое родное лицо мужа, озаренное счастьем. Энни знала, что и это она никогда не забудет.
«Помни об этом» – сказала сама себе в последний раз.
– Спасибо, – произнесла Энни, – я люблю тебя.
Тогда и он ей улыбнулся:
– Я тоже люблю тебя.
Восторженные крики сыновей наконец донеслись до них. И она опустилась к ним. Ручонки Бенджи вцепились в ее платье. Энни обняла одной рукой малыша, а другой крепко прижала к себе Томаса.
– Не уходи больше, – все повторял Томас, – никогда больше не уходи.
Она покрепче обняла детей, чтобы они не могли видеть ее слез.
– Я больше не уйду, – пообещала она, – никогда не уйду, никогда.
Эти слова взвихрились вокруг четырех человек, ограждая их от всех бед нерушимым невидимым кольцом. «Все кончилось…» – подумала Энни. Она прислушалась, напрягая слух, но ничего не услышала. Последнее далекое эхо ужасного грохота, который потряс ее давным-давно, умерло, растворилось в тишине сада.
