жвалами и глазами тусклыми и невыразительными, как у насекомого. Я отступил от этих ужасных челюстей и поскользнулся на ошметках человеческого мяса.
Голос прошептал:
— Я сталкивался раньше с вашим родом. С людьми, кто пытался перечить мне. Люди, которые наивно и глупо думали, что могут помешать мне занять мое по праву место в этом мире. Ваша слабость не достойна презрения. Ваши грехи так незначительны, что вас трудно соблазнить даже смертью, подобающей человеку.
Я продолжал отступать. Может, это не помогло бы мне, но я не собирался оставаться там для украшения личного пляжа Чулта. Я сказал:
— Ты был побежден раньше. Ты будешь побежден вновь.
— Не буду, пока есть глупость, ревность и животная похоть. Я величайший из богов далеких Гиад, помни это, и пока люди молятся злу, я буду жить и править, даже когда сплю в колодцах и пещерах и жду дней Атлантиды.
— Атлантида не поднимется.
Личинка двинулась ко мне. Может, это было мое воображение, но я видел мельком знакомые лица на его насекомоподобной физиономии. Я видел Дэна, Картера, Джимми Бодина. Я видел Элисон, но это была Элисон, которую я узнал с трудом, со ртом, растянутым в дикой гримасе и глазами красными, как будто наполненными кровью. Я видел Рету, улыбающуюся с вульгарной похотливостью. Я видел отца, мать, лица людей, давно забытых или умерших. Я видел себя в моменты слабости, боли или раскаянья.
— Атлантида не восстанет, — прошептал голос. — Но царство Квита — да. Я чувствую вокруг себя мир после веков заточения. Очень хорошо чувствую. Он лелеял мое наследство. Он лелеял похоть, обман и жестокость. Это орудия, с помощью которых я правил, и сейчас, когда я опять начинаю править, они в хорошем состоянии. Только на этот раз мир будет сравним с самой темной ночью, где боль и удовольствие будут единственными маяками на адском горизонте.
Я входил обратно в воду, которая уже дошла мне до колен. Вода была ледяной, и я чертовски хорошо знал, что долго в воде не протяну. А шансов смыться через подводный туннель не было.
Через пещеру прокатилась громовая вибрация, и на моих глазах личинка скаталась и стянулась, как черный парашют, который сложили, и передо мной предстал высокий рогатый человек, одетый в длинный и волнистый черный плащ. У него были высокие скулы, раскосые глаза и кожа цвета пергамента.
— Я морское создание, — прошептал он. — Но это обличье, в котором я всегда шествовал по миру, в древние времена, когда тьма была законом и свет не мог проникнуть в пустыни, болота и странные города, где жили люди и полулюди. Это лицо и тело запечатлено в вашей культуре как объект ненависти и поклонения, и они опять пойдут по миру, оставляя раздвоенный след копыта на тропе ночи. Этот образ называли Сатаной, хотя никогда не знали, что это одно из моих тел в прошедшей вечности, когда я был гордым и злым Агнаргом в мире столь удаленном, что ваш народ никогда не знал его. Во имя Агнарга ваш народ совершал неописуемые грехи, возносил исковерканные молитвы, воздвигал извращенные и перевернутые символы величайших религий. Но это ничто по сравнению с тем, что будет делать Сатана сейчас.
Человек распахнул плащ, раскрыв напрягшийся пенис величиной с лошадиный, цвета старого дерева. Крайняя плоть съехала, и черная жидкость хлынула из пениса, в то время как личинка снова стала приобретать свою обычную форму.
— Люди, ползающие по земле, так беспечны, — прошептал зверь. — Они подозревали о моем присутствии так долго. У них столько историй о днях моего величия. Но они никогда по-настоящему не верили, что я все еще жду Дня Зла, когда раскроются могилы не для суда, но для того, чтобы поднялись мертвые и охотились за живыми. Живые всегда питались мертвыми, теперь очередь трупов и их несчастных душ. Они никогда не подозревали, что каждая из их легенд — часть мозаики, которая могла подтвердить мое существование. Да — боги пришли со звезд в дни, когда ваш народ немногим отличался от зверей. Мы открыли им силы и дела столь колдовские, что люди лишь шепотом говорят о них сейчас. Мы превращали людей в морской народ, чтобы они могли служить нам и на суше и в воде, где были наши величайшие твердыни. И все же вы забыли водяных мутантов, которые устрашали вас, или если не забыли, то думаете, что это сказочный вымысел. Вы называете их русалками и водяными и плетете о них черт те что в детских историях. Мы делали и другие вещи. Мы двигали такие огромные камни, что ваш народ верит сейчас, что предки ваши были волшебниками. Мы опутали землю сетью психических нитей, по которым общались и которые, по людскому мнению, являются волшебными силами. Весь человеческий род контролировался с подводных гор Атлантиды, забытого царства излишеств, злобы и испорченности. Это были великие и ужасные дни. Они вернутся.
Снова личинка начала изменять свою форму, и передо мной появился огромный циклоп газообразной молочно-белой наружности. Он издавал такой сильный запах тухлой рыбы, что я признал его сразу. Единственный глаз был тем символом, о котором говорила миссис Томпсон перед смертью. Создание было тем животным, с которого древний художник списал того, кого популярные ученые считают сейчас «одним из космических богов».
Я упал на колени в холодную воду. Не знаю, зачем. Я измучился, изранился и был побежден, и я не видел возможности убежать, удержать Чулта от освобождения из этих подземных озер и воссоздания на Земле. Я поднял глаза к зверю, и он начал творить для меня иллюзии. Из воздуха он создавал картины, которые жили, бормотали, говорили и дышали. Я видел, как люди сдирали сами с себя кожу загнутыми крюками, крича при этом в агонии. Я видел, как люди взрезали себе животы и вынимали своими руками внутренности. Я видел, как дети жадно пили кровь пополам с вином, и слышал эхо их безумного смеха. Женщины лили пылающее масло себе на голову и стояли с пылающими волосами, мастурбируя в безумии боли. Обнаженные девушки вставали на четвереньки перед шепчущейся толпой и совокуплялись с обезьянами и собаками. Их крики и стоны удовольствия раздавались, казалось, ужасающе близко и в то же время за миллионы миль от меня.
Иллюзии рассеялись. Черное животное было близко, не дальше, чем в двух метрах от меня. Его окружала аура мертвечины, которая пугала и от которой тошнило, и даже его насекомоподобные глаза, похоже, были лишены каких-либо чувств или жизни.
— Что ты собираешься делать? — спросил я у существа, и мой голос подхватило эхо. — Ты собираешься убить меня?
Сначала существо ничего не сказало. Его острые жвалы сочились едким веществом.
Затем оно прошептало:
— Мне нужна твоя сила. Мне нужна твоя плоть. Я пролежал в пещерах так долго, сухим и бессильным. Когда я завладею твоим телом, я поплыву в последнюю из пещер, пещеру, куда вошел ты со своими нелепыми друзьями. Эта пещера будет моим тронным залом и моей неосвященной церковью, и из этой пещеры я начну строить свою новую империю.
Новые сотрясения вызвали рябь на поверхности озера, и зеленое свечение сталактитов и сталагмитов потускнело. Они, должно быть, содержали кристаллики соли, которые возбуждались психокинетической энергией личинки и светились. Я был рад этому, если только радость — подходящее для этого слово. По крайней мере, это лучше, чем быть пожранным в полной темноте зверем, которого я никогда не видел.
Стоя на коленях в воде, я склонил голову и произнес молитву Богу. Господи, что бы плохого я ни сделал, каким бы поспешливым, глупым, заносчивым я ни был, как часто бы ни отказывался принять людские проблемы и страхи всерьез, что бы я ни сделал — пожалуйста, спаси меня от этого сатанинского существа, пожалуйста, спаси всех нас. Аминь. О Господи. Аминь.
На поверхности послышался плеск. Я поднял голову и повернулся. Личинка тоже подняла голову, и я увидел, как ее глаза оглядывали воду.
Через несколько секунд я увидел то, что издавало плеск. Это было человеческое, точнее женское тело, и оно тихо плыло к нам, подталкиваемое тем сотрясением, которое высвободило его из ловушки в туннеле. Это была Элисон Бодин, мой добрый друг и ужасный враг; смерть наконец-то освободила ее от бремени клешней, чешуи и щупалец крабообразного. Даже если Бог не спас меня от Сатаны, Он взял душу Элисон и вернул ее тело в нормальное состояние.
Внимание Чулта сконцентрировалось на трупе. Его жвалы задрожали и заскрипели, а черное морщинистое тело сократилось от возбуждения. Это было мертвое человеческое мясо, то, чего хотел
