— Здесь есть какие-нибудь свечи? — спросила она. — К тому же мне еще нужна миска с водой.
— Конечно, — сказал я и пошел на кухню, чтобы найти то, о чем просила она. Проходя через холл, я чувствовал холодное беспокойное присутствие проклятых душ. Даже часы тикали как-то по-иному, совсем так, будто шли против часовой стрелки. Из-под дверей библиотеки поблескивал слабый мигающий свет, но у меня не было ни малейшего желания открывать их.
Я принес две светло-голубые свечи, стоящие в тяжелых бронзовых фонарях, и медную кухонную миску, наполовину наполненную водой. Энн поставила миску перед камином, и оба фонаря по ее бокам. Над каждым предметом она сделала в воздухе знак, напоминающий пентаграмму. Она склонила голову и начала полушепотом напевать какую-то песню. Я почти не различал никаких слов, только повторяющийся рефрен:
Не говори, не слышь, не спи, не пробуждайся; Не плачь, не кричи, не дрожи, не бойся.
Когда она кончила петь, она стояла со склоненной головой еще три или четыре минуты, молясь в молчании. Затем она неожиданно повернулась ко мне и сказала:
— Я должна раздеться догола. Наверно ты ничего не будешь иметь против.
— Нет, почему же. Это значит, пожалуйста, как тебе будет удобно.
Энн стащила черную водолазку, открывая худые плечи, узкую грудную клетку и только соски вместо грудей. Потом она расстегнула пояс и выскользнула из вельветовых штанов. Тело ее было страшно худым, почти мальчишеским, черные волосы у нее падали до лопаток, а когда она повернулась ко мне, то я увидел, что волосы на ее лоне были гладко выбриты. Красивая, но очень удивительная девушка. На щиколотках ног у нее были серебряные цепочки, а на всех пальцах рук были серебряные кольца. Она подняла руки, совершенно не смущенная своей обнаженностью, и заговорила:
— Теперь увидим, у кого больше мощь. У этих бедных затерянных душ или у меня.
Она встала на колени перед камином и зажгла свечи от горящего полена.
— Я не могу использовать спички, так как в огне не должно быть ни капли серы, — объяснила она.
Я наблюдал, поглощенный, как она склонилась над миской и всматривалась в свое отражение, придерживая волосы руками.
— Все, кто пытается пройти через это зеркало, вернитесь, — проговорила она певучим голосом. — Все, кто желает вновь перейти границу страны мертвых, вернитесь. Этой ночью вы должны отдохнуть. Этой ночью вы должны спать. Будут еще другие ночи, будут другие места, но этой ночью вы должны помнить, кто вы есть, вы должны отвернуться от зеркала, которое ведет к жизни, какое вы знали раньше.
Дом стал тихим, таким же тихим, как и прошлой ночью. Я слышал только удивительное, как будто обращенное тиканье часов в холле и шипение язычков огня в свечах, тонущих в светло-голубом воске.
Энн застыла неподвижно, сжавшись, с руками, прижатыми к бедрам, всматриваясь в медную миску. Она молчала, поэтому я не имел понятия, кончился ли магический обряд и все ли удалось.
К моему удивлению, вода в миске начала булькать, парить и наконец кипеть. Энн выпрямилась, скрестила руки на грудях и закрыла глаза.
— Возвращайтесь, — прошептала она. — Не пытайтесь этой ночью пересекать зеркала. Возвращайтесь и отдыхайте.
Вода в миске кипела все сильнее и все громче. Я с недоверием смотрел на это. Энн все еще стояла на коленях, крепко сомкнув веки глаз. Я видел маленькие капли пота на ее лбу и верхней губе. Видимо, то, что она делала, требовала огромных усилий и полной концентрации.
— Воз… вращайтесь, — повторила она, с трудом выдавливая слова. — Не пересекайте… не пересекайте…
Тут я начал подозревать, что Энн ведет бой с кем-то или чем-то и что она проигрывает этот бой. С беспокойством я наблюдал, как она дрожит все сильнее, как пот льется по ее щекам и стекает между грудями. Ее бедра трепетали, будто под электрическим ударом, а все ее тело сотрясалось в невольных судорогах и конвульсиях.
Двери салона снова слегка приоткрылись и в комнате снова повеяло холодом. Огонь в камине скрылся под пеплом. Свечи выстрелили и погасли. Вода в миске неожиданно перестала кипеть и так же неожиданно покрылась тонким слоем льда.
— Энн! — закричал я встревоженно. — Энн, что творится? Энн!
Но Энн не могла ответить. Она потеряла контроль над своим противником в этой психологической схватке. Видимо, она теперь не смела ни на секунду прерывать концентрации или ослабить захвата, чтобы не освободить бестию, с которой боролась. Она вся дрожала и истекала потом и через промежутки времени у нее вырывались сдавленные стоны.
Двери салона открылись шире. За дверями стояла Джейн в своих погребальных одеждах. Ее лицо выглядело иначе, оно было более деформировано, как будто уже начало гнить. Глаза ее были широко раскрыты, зубы оскалены в ужасающей улыбке.
— Джейн! — закричал я. — Джейн, отпусти ее, ради Бога! Сделаю все, что захочешь! Знаешь же, что я сделаю все, что захочешь! Но только оставь ее в покое!
Джейн как будто меня не слышала. Она скользнула в салон и остановилась едва в паре футов от нас. Ее белые погребальные одеяния развевались на ледяном ветру, глаза были выпучены, зубы оскалены в улыбке черепа. Я молился Богу, чтобы она не отнеслась к Энн Патнем так же, как к своей матери.
— Джейн, послушай же, — сказал я, стараясь обрести убедительный тон.
— Прошу тебя, Джейн. Оставь ее в покое, а я ее отсюда заберу. Она только хотела мне помочь. Знаешь же, что я сделаю все, что захочешь. Обещаю тебе, Джейн. Но прошу тебя, оставь ее в покое.
Джейн подняла руки. По этому жесту Энн также встала и застыла со слегка согнутыми коленями, все еще не отрывая глаз. Она тряслась и дрожала, стараясь вырваться из-под влияния чуждой силы. Со стороны выглядело так, будто ее с двух сторон дергали две невидимые силы.
— Оставь ее, Джейн! — молил я. — Джейн, ради Бога, не приноси ей вреда!
Джейн выполнила круговое движение ладонью. В абсолютной тишине Энн перевернулась и повисла в воздухе вверх ногами. Ногами она почти касалась потолка, а ее темные волосы рассыпались по ковру. Я смотрел на это в перепуганном молчании. Я знал, что никак не смогу избежать того, что сейчас случится. Джейн оказалась смертельно ревнивой женой: она мстила каждой женщине, с которой я сближался.
Холодное дуновение разбрасывало пепел на камине. Джейн развела руки, и в ответ ноги Энн широко раскрылись, открывая клитор, так широко, что я услышал треск. Энн висела надо мной в воздухе в перевернутом шпагате, с телом, блестящим от пота, с закрытыми глазами, крепко сжимая зубы. Джейн еще раз развела руки, и руки Энн тоже развелись. Два Дюйма пустоты отделяли макушку Энн от пола, но из-за ее длинных волос казалось, что девушка каким-то чудом опирается на свои собственные волосы.
— Джейн, прошу тебя! — повторил я, но Джейн даже не взглянула на меня.
Она медленно прочертила в воздухе дугу, и так же медленно тело Энн изогнулось назад. Энн застонала от боли и усилия, отчаянно сопротивляясь противнику, который старался сломать ее позвоночник. Я знал, что сопротивление ничего не даст. Мощь Бестелесного была относительно слабой, но достаточной, чтобы раздавить в прах одну из его собственных служанок.
Я услышал очередной треск, когда в левом колене Энн что-то лопнуло. Энн застонала: «Аахх», ее лицо искривилось, но она все еще сохраняла всю свою энергию на бой со своим демоническим владыкой.
— Джейн! — закричал я. Я вскочил на ноги, но тут же какая-то сила, могучая, как дорожный каток, отбросила меня назад. Я ударился головой о край кресла, споткнулся о лязгающие каминные приборы и упал, но тут же вскочил на ноги и снова закричал: — Джейн!
Джейн совершенно не обратила на меня внимания. Я смотрел с чувством абсолютного бессилия, как все сильнее изгибается спина Энн, совсем как будто кто-то перегибал ее через бум. На ее худых бедрах выступили жилы, мышцы на шее напряглись от усилия.
— О, Боже, ты ее убьешь! — закричал я. — Миктантекутли! Перестань! Миктантекутли!
Раздался удивительный вибрирующий звук, как будто лязг дергающейся на сучке пилы. Джейн подняла голову и посмотрела на меня. Ее лицо уже не было лицом Джейн, только черепом трупа, лицом древнего демона, бестелесного создания, которое Дэвид Дарк украл у ацтековских колдунов. Миктантекутли, владыка Митклампы, владыка страны мертвых.
— Ты произнес мое имя, — сказала зловеще Джейн хриплым, гудящим голосом.
— Не убивай ее, — прошептал я. Я чувствовал ледяной пот, текущий у меня под руками. — Она только
