событиях.
— Значит, ты одна из тех, кому передавали это знание?
Энн кивнула головой.
— Семь родов в Салеме были родами ведьм: Патнемы, Льюисы, Линчи, Биллингтоны, Эвелиты, Кори и Прокторы. В восемнадцатом и девятнадцатом веках потомки этих родов какое-то время встречались и отправляли ритуалы в честь Миктантекутли, Бестелесного, возлагали ему в жертву свиней и овец, а однажды даже убили девушку, которую нашли заблудившейся на болотах Суомпскотта и которая страдала потерей памяти. Общества ведьм были объявлены вне закона, так же как и флаг «Дэвида Дарка», который был их знаком. Но это именно они удерживали Бестелесного в летаргии все триста лет и защищали Салем от ужасов, какие ты даже не можешь себе представить.
— Значит, ведьмы, которые вначале служили Миктантекутли, позже стали защищать нас от него?
— Вот именно. Мы защищаем вас по мере наших сил. Мы все еще встречаемся время от времени, но нас уже осталось только пять и мы не знаем многих древних ритуалов. Именно поэтому Энид живет и работает с Дугласом Эвелитом, а не только затем, чтобы служить ему и опекать его, но и затем, чтобы узнать как можно больше о древней магии, так как тогда ведьмы из Салема снова станут сильными.
Я кашлянул.
— Я думал, что Энид внучка старого Эвелита.
— И это так, в определенном смысле.
— В определенном смысле? А это что значит?
— Это значит, что они родственны каким-то удивительным образом, но точно неизвестно, что же их соединяет. Никому не говори, что я это тебе сказала, но в семье Эвелитов достаточно часто встречались случаи кровосмешения в начале этого века, когда дороги были плохими.
— Понимаю, — задумчиво буркнул я, хотя ничего и не понял.
Когда мы проезжали мимо лавки Чарли, я увидел два полицейских автомобиля, запаркованные перед домом, с включенными «мигалками».
— Это лавка Чарли Манци, — проинформировал я Энн. — Видимо, его кто-то нашел.
— Не остановишься?
— Шутишь? Думаешь, что мне поверят, если я расскажу им о надгробиях? Я уже подозреваюсь в двух других убийствах. На этот раз я наверняка попадусь. А ведь никому не поможет, если меня посадят за решетку.
Энн послала мне внимательный взгляд. Она была очень привлекательна по-своему, хрупко-поэтически, с длинными, темными волосами, собранными по обе стороны головы в две или три тонкие косы. Она была совсем не в моем вкусе: слишком плоская и интеллектуализированная, иногда выдавала речи совсем как по энциклопедии. Но несмотря на плоскость, она нравилась мне. Было трудно поверить, что она на самом деле ведьма.
— А чем занимаются ведьмы в наше время? — спросил я ее. — Можешь ли ты бросать чары, заниматься сглазом и так далее?
— Надеюсь, что ты не смеешься надо мной?
— Совершенно нет. В последнее время я пережил слишком многое неправдоподобное, чтобы смеяться над ведьмами. А сами вы так о себе говорите?
— Нет. Используй старое название: предсказательницы.
— А какие чары ты можешь делать?
— Хочешь, чтобы я тебе показала?
— Я буду просто восхищен.
Я въехал задом в Аллею Квакеров и запарковался перед домом. Энн вышла из машины, стала рядом и молча уставилась на дом. Когда я пошел к передней двери, она не двинулась с места.
— Что-то не в порядке? — удивленно спросил.
— Здесь действует очень сильное и очень злое влияние.
Я застыл на половине садовой тропы, позванивая ключами в руке. Я поднял взгляд на слепые, прикрытые оконницами окна спальни. Я посмотрел на мертвые пальцы плюща, которые так упорно стучали по стенам, и на хмурый, истекающий влажностью сад. Всю поверхность фигурного пруда покрывал зеленый налет, неестественно светлый в свинцовом свете послеполудня.
— Моя жена возвращается ко мне каждую ночь, — тихо выдавил я. — Наверно, это ее ты чувствуешь.
Энн подошла к дому с явным страхом. Незакрепленная оконница на втором этаже неожиданно застучала, и перепуганная девушка схватила меня за руку. Я открыл переднюю дверь, и мы вошли внутрь, все еще держась за руки. Энн слегка приподняла голову, как будто чувствовала в темноте присутствие злых и злобных сил.
Я включил свет.
— Никогда бы не подумал, что ведьма может так бояться.
— Совсем наоборот, — ответила она. — Ведьма просто значительно более сильно восприимчива к сверхъестественным явлениям и может почувствовать опасность намного быстрее и точнее, чем обычный человек.
— Что ты здесь чувствуешь? Что-то злое?
Энн задрожала.
— Это как холодное дуновение с самого дна ада! — заявила она. — Поскольку тут жила твоя жена, то этот дом стал вратами, через которые умершие возвращаются в мир живых. Чувствуешь, как здесь холодно? Особенно в этом месте, у дверей библиотеки. Могу я туда войти?
— Пожалуйста.
Энн легко приоткрыла дверь и вошла в библиотеку. Тут же по комнате провеял порыв ледяного ветра. Бумаги на моем столе зашелестели, и пара листков упала на пол. Энн остановилась как раз посреди комнаты и огляделась вокруг. Я видел пар, вырывающийся из ее рта, как будто она стояла на пятиградусном морозе. Я чувствовал также и запах: кислый, холодный, воняющий гнилью, как будто что-то испортилось в холодильнике. Видимо, я подсознательно чувствовал это вчера, потому я заглядывал в холодильник. Но этот смрад был совершенно другим, холодным и тошнотворным, как будто смрад замерзшего кала. Мой желудок подъехал к моему горлу.
— Он знает, что ты здесь, и что с тобой я, — шепнула Энн. — Чувствовал ли ты до этого это так сильно? Он знает, что я здесь, и он начинает от этого беспокоиться.
— Что ты теперь сделаешь? — спросил я ее.
— Пока ничего. Я ничего не могу сделать. Нет никакого смысла запирать эти ворота, Бестелесный тут же найдет другие. Так или иначе, вокруг наверняка целая куча таких врат. Каждый раз, как только кто-то умирает, его дом тут же становится местом, доступным для духов, и не только для духа-хозяина, но и для всех духов, высосанных Бестелесным. Слышал ли ты здесь какие-то шепоты, голоса, что бы то ни было?
Я кивнул головой. Слушая Энн, я на самом деле начинал бояться. Мне казалось, что я могу выдержать с духом Джейн, может, даже с духом нашего еще не родившегося сына. Но если мой дом стал вратами, ведущими в страну мертвых, через которые духи могли шляться туда и сюда, как им понравится, то уже как раз настало время для меня убраться отсюда подальше. Я жил значит тут как над открытой групповой могилой, откуда меня призывали к себе невидимые мертвецы.
— Я должен что-нибудь выпить, — прохрипел я неуверенно. — Подожди секунду, я оставил в машине бутылку «Шивас Регал».
Я вышел, не закрывая передних дверей, и прошел садовой тропинкой к машине. Я вынул бутылку виски, запер машину, отвернулся и отправился назад.
Неожиданно я остановился и чуть было не уронил бутылку на землю. За лавровой изгородью стояла Джейн. Она улыбалась мне, такая же реальная, такая же материальная, как и вчера ночью. Только она стояла точно в том же месте, что и на той, удивительно изменившейся фотографии: на поверхности садового пруда. А в окне библиотеки за ее спиной я видел перепуганное лицо Энн, тоже совсем как на той же фотографии.
Я неестественно сделал шаг вперед, потом второй и третий. Джейн повернулась на месте, совершенно
