Для Луция это было словно удар молнии. В ушах еще звучали слова Макрона: 'Мы наградим тебя золотым венком, ты будешь командовать легионом.
Почему бы Риму не иметь такого молодого легата?' Слова отца разбивают сокровенную мечту Луция. Сейчас в нем столкнулись два мира: мир отца и мир императора. Он вскочил, весь покраснев:
– Я служу императору, отец!
Сервий, пораженный, посмотрел на сына. Он не верил своим ушам, ему показалось, что он не понял.
– Что ты говоришь?
У Луция все внутри кипит, ему хочется кричать, но уважение к отцу заставляет его говорить спокойным током:
– Я служу императору! – повторяет он упрямо. – Император меня наградит, Макрон сказал, что, несмотря на мой возраст, я могу быть легатом…
Сервий был взволнован, не ожидал он такой реакции от сына. Однако вида не подал. Значит, Макрон купил его сына. К огорчению Сервия примешивалась гордость: Луций не лжет, не притворяется, говорит то, что думает! Курион!
Но выдержит ли юноша натиск таких приманок? И, призывая себя к спокойствию, Сервий Курион обратился к сыну:
– Я уважаю твою прямоту, Луций. Но прошу тебя понять, сначала ты Курион, а уже потом воин императора!
Луций в смятении, у него перехватывает дыхание, он пытается защитить свою честолюбивую мечту:
– Я присягал на верность императору!
Сервий вымученно улыбнулся.
– Да, я знаю. Но прежде всего будь верен себе, своему роду! Ты хочешь быть прославлен тираном? Сомнительная слава. Курион разве может покориться Клавдиям? Нет, мой мальчик!
Луций стоит со склоненной головой и кусает губы. Два человека борются в нем. Сервий продолжает:
– Республика, в которой нет места произволу одного, даст твоему честолюбию больше. Будешь легатом, может быть, и консулом по воле сената и римского народа. Это честь, о которой римлянин может только мечтать. Это настоящая слава для честного человека.
Отец смотрит на светлую голову сына, нежно приподнимает ее, заглядывает ему в глаза:
– Ты потомок славного рода, Луций. Ты всегда был верен ему. Ты всегда был достоин его. Ты уже взрослый мужчина. Скажи сам, с кем должен быть мой сын? С императором, который убивает лучших сынов Рима, или с отцом, который всю свою жизнь борется за свободу сената и счастье римского народа?
Наступила тишина. Луций подошел к отцу и обнял его.
Сервий был тронут.
– Это очень хорошо. Ты Курион!
Они присели, и сенатор скупо и коротко обрисовал план заговора.
Подробности определятся на совете, в котором примет участие и Луций.
Потом отец провел сына по саду и дворцу. Пусть он посмотрит, что здесь изменилось за три года. А изменилось немало, Сервий, знаток и ценитель греческого искусства, собрал у себя много красивых вещей. На фоне черных кипарисов и тисса стояли новые статуи, которых раньше здесь не было. На мраморных лицах застыли улыбки, в которых слились воедино принципы греческого идеала: добро и красота. Этим духом были проникнуты дворец и сад, но сегодня ни отец, ни сын не обращали внимания на эту гармонию. Оба чувствовали, что между ними легла тень. Сервий был огорчен тем, что он должен убеждать сына там, где надеялся встретить понимание. А Луций почувствовал себя неуютно в родительском доме. Он шел по саду с отцом, песок скрипел у него под ногами, а ему казалось, что он идет по битому стеклу.
Глава 11
Направляясь к Торквате, Луций мог хоть отчасти насладиться чарующим воздухом Рима, по которому так скучал в Сирии. Рим, Roma aeterna[28], город городов, центр мироздания, Вечный город, для молодого патриция он был садом гесперид, полным золотых яблок. Однако на этот раз Луций пренебрег центром города, к дворцу Авиолы он шел боковыми улочками. Не Рим сейчас занимал его. Он все еще слышал голос отца: «Покончить с тираном! Ты направишь смертельный удар!»
Тиран.
Луций вспоминал. Пять лет назад, когда он должен был поступить на военную службу, ему, как и прочим юношам из знатных семей, было велено явиться к императору на Капри.
Его не обрадовало это. Он вовсе не мечтал увидеть вблизи изверга и тирана, которого ненавидел отец. Он явился на Капри, потому что должен был это сделать. Ему пришлось подождать а атрии виллы 'Юпитер'.
Великий старец в пурпурном плаще вошел, сопровождаемый легатом Вителлием и греческим декламатором. Одухотворенное, все еще красивое и гордое лицо. Презрительный рот. В стальных глазах ирония ч скепсис.
Неторопливые, благородные жесты. Мелодичный голос.
Луций был восхищен, очарован его величием. И забыл об отцовской ненависти к этому человеку. Он слушал, как говорит император. Это говорил владыка мира, подумал тогда Луций. Он видел движение его руки: ему подвластен весь цивилизованный мир.
