– Ты делаешь успехи, Прим, – улыбнулся Луций и вступил на колесницу.
– Из тебя выйдет второй Вергилий. Начнем?
Явно преувеличенная похвала польстила Приму. Он самодовольно улыбнулся.
Потом – он был выбран арбитром сегодняшних состязаний – стал в стороне от выстроенных в линию четырех квадриг и поднял белый платок.
Прим резко опустил руку, и лошади рванулись вперед. Семь раз вокруг стадиона. Будучи еще ребенком, Луций страстно мечтал стать возницей.
Вероятно, эта детская мечта была первым проявлением того честолюбия, которое теперь заставляло его мечтать о триумфе. 'Веди, но не следуй'. Это был девиз рода Курионов, девиз Луция. Все, все его предки достигли вершины почестей, доступных римскому патрицию: консульства. Луций – сын своего рода. Его честолюбие не знает границ, и выразить его можно кратко: во всем, что делаю, я хочу быть первым. Во всем хочу отличиться. Сегодня – на скачках, послезавтра – в сенате, перед которым буду держать речь о своей деятельности в Сирии. Какое счастье, какое отличие для молодого человека! За это он благодарит свою счастливую звезду. И Макрона, Когда Калигула добьется, как он это постоянно обещает, того, что император разрешит цирковые игры, весь Рим увидит Луция в Большом цирке, увидит, как он одерживает победу на глазах у ста восьмидесяти тысяч зрителей, как сам Калигула венчает его оливковым венком победителя. И Валерия увидит это…
Луций – хороший возница. Он и в Сирии не пренебрегал упражнениями. Он правил колесницей в Кессарии, в Тире, Сидоне и Антиохии. Он знает нрав резвых каппадокийских лошадей, которых для скачек римляне привозят по морю и которыми он правит сегодня. Ему известен прием, при помощи которого можно заставить их нестись бешеным карьером. Слегка отпустить поводья, натянуть и, резко вновь отпустив их, пронзительно свистнуть. Четверка лошадей летит вихрем. Луций пробует свой трюк в той части стадиона, где его не может видеть небольшая группа зрителей. Он заканчивает первый круг и первым минует золоченую тумбу финиша. Легкая колесница, на которой он стоит, едва касается земли, стучат копыта жеребцов, летит во все стороны песок. Луций снова пробует свой трюк. И снова удача. Второй круг. Третий круг. Он все время впереди, все растет расстояние между ним и красным, который идет вторым.
Луций понял, что победа – вот она, стоит лишь руку протянуть! Лицо его приняло гордое выражение. Так и следует. И судьбой управлять, как этой квадригой. Заставлять Фатум, как эту четверку, лететь туда, куда повелит он. Но правильно ли будет победить здесь сегодня? Умно ли? Не лучше ли теперь притвориться слабым и победить лишь тогда, когда будет настоящее состязание в Большом цирке, пред глазами самого Калигулы?
Луций рассмеялся. Слегка натянул поводья, еще немного. Он услышал за собой ликующий крик, крик усиливался, рос, приближался. О, он еще мог бы' – четвертый круг закончен, он начал пятый, – он еще мог бы, если б захотел, резко отпустить поводья и пронзительно свистнуть, но нет, нет!
Луций еще немного натянул поводья и краешком глаза увидел, как размахивает хлыстом сбоку от него возница и уже развевается перед ним красная лента Юлия Агриппы. Луций притворно стиснул зубы, наклонился, поднял хлыст, изображая бешенство и напряжение, но лошадям не дал воли, пропустил вперед еще и синего и пришел к финишу третьим.
Рукоплескания – красному, насмешки – Луцию. Он хмуро соскочил с колесницы и стал развязывать зеленую ленту.
Прим не смог превозмочь себя и с усмешкой наклонился к Авлу Устану:
– Смотри-ка, покоритель парфян!
Остальные ехидничали:
– Герой Востока!
– В Сирии он, наверно, на козле ездил, а?
Однако, когда Луций приблизился к ним, они были полны сочувствия и делали вид, что заставляют себя подшучивать:
– Горе тебе, Луций, если так дело пойдет в присутствии Калигулы!
– Он по меньшей мере на год лишит тебя своих кутежей!
– Придется тебе с черепахами соревноваться!
Луций слушал в пол-уха, думая о другом: он был теперь уверен, что победит, если этого захочет. А потом – либо Калигула снова будет ему завидовать, либо, радуясь победе своего цвета, забудет про старую вражду.
Увидим.
– Что это с тобой случилось? Ты так безупречно начал! – спросил победивший Агриппа.
Луций пожал плечами и пошел осматривать копыта лошадей, как будто причина заключалась в них.
Домой они возвращались фланирующей походкой, благополучные, гордясь своей утонченной красотой, блистая пустым остроумием, и договаривались о том, как в новых кутежах по римским трактирам и лупанарам расправятся сегодня ночью со страшным злом – скукой.
Луций и Прим шли позади всех, Луций внимательно присматривался к своим товарищам. Сложные прически. причудливые завитушки, покрывающие голову, искусные настолько, что похоже на хаос, но на самом деле это немыслимо изощренное произведение проворных рук рабынь. Запах духов. Мягкие жесты, то величественные, то умышленно небрежные, сверкающие перламутром ногти.
Он обратился мыслью к прошлому, к своему сирийскому легиону, он вспомнил, как жил там, сравнивал с тем, как живут в Риме.
Эти, идущие в нескольких шагах от него, – будущее Рима. Им вскоре предстоит в сенате и других учреждениях править империей. Изнеженные куклы. Бессмысленные расфранченные фаты.
