– Сегодня расплата, ученики мои, – произносит Лукрин. – Подумайте.
Можно получить либо хлебом, либо по три сестерция, но только с вычетом двадцатипроцентного налога.
– Мы хотим денег, пусть с налогом! – прозвучали четыре голоса.
– Тупоголовые! Ведь хлеб для вас выгоднее! Подумайте еще! – сказал Лукрин и ушел.
Происходит совет учеников.
– Этот хлеб жрать нельзя!
– Но после уплаты налога нам одно дерьмо останется. Что делать?
– Что выбираем?
– Дерьмо с налогом!
– Мы хотим денег! – хором произносят они при появлении Лукрина.
– Тогда завтра, раз вы такие упрямые.
– Это не годится, господин, что же мы будем есть?
– У вас есть возможность: хлеб!
– Нет! Нет! Нет! Нет!
В пекарню входит эдил, который обязан следить за качеством, весом и ценой хлеба. Щелкнул кнут, ученики ретировались. Пекарь низко кланяется.
Эдил взвешивает хлеб на ладони, раздумывает, рассматривает. Нагнулся, ковырнул тесто, потянул воздух и отскочил, зажав нос.
– Что это? Откуда эта вонь? – строго спросил эдил.
– Это какое-то недоразумение, господин мой, я очень обеспокоен.
Наверно, в муке что-то было, уж и сам не знаю.
– Пусти. Попробую еще раз!
– Нет, лучше не надо. Ведь мне продал муку благородный… – Он прошептал имя. Оба почтительно вытянулись.
– Но ты покупателей лишишься, говорю тебе.
– О нет! Один я даю им в долг. – И в сторону:
– Дело-то стоящее, окупится.
– И все же это нельзя продавать. Я отвечаю, ты знаешь. Как ты из этого выкрутишься?
– Бояться нечего, господин, раз за нами стоит X.
Подает эдилу кошель:
– Приятный звон? Не так ли? Позволь подарить тебе это!
Эдил в негодовании делает руками отрицательный жест. Одна рука отвергает, другая, однако, берет и прячет под тогу золото.
Публика подняла оглушительный рев. Спорщики не могли угомониться:
'Видал? Я выиграл! Гони монету!' А другие: 'Воры они все! Все!'
Префект напустился на претора:
– Что это такое? Высокопоставленное лицо берет взятки? Прекратить! В порошок стереть! В тюрьму!
Претор усмехнулся:
– Не шуми. Эдил ведь и на самом деле этим занимается. И потом – здесь нет ничего против императора. И против властей…
Так они торговались, а представление между тем продолжалось.
В пекарню вошел покупатель. Одет в залатанный хитон. Походка неуверенная, движения скованные, голос почтительный. Воплощение робости, хотя роста немаленького.
'Фабий! Фабий!' Хлопки.
– Мне бы хлеба, господин, но только очень прошу – хорошо пропеченного.
– Вот тебе!
Тот взял и не понюхал, не взвесил. Простофиля.
– Если позволишь, в долг…
– Ладно. Я тебя знаю…
Ушел. Пришли другие покупатели. Поумнее.
– Он черствый. Как камень.
