Алкивиад словно окаменел. Затем взорвался:
– Вы с ума сошли! Я ведь только начал… У меня все продумано! Такое войско! И чтоб я его покинул? Что тут будет без меня, не скажешь?
Капитан «Саламинии» спросил сурово:
– Ты не слышал приказ архонта и народа?
Алкивиад невольно схватился за свой короткий меч.
– Сдай оружие!
Стиснув зубы, он, колеблясь, протянул капитану меч. И, окруженный посланными, пошел к «Саламинии».
По дороге кучками собирались воины, слышались окрики:
– Что происходит, начальник?
– Куда ты ведешь этих людей, Алкивиад?
Он засмеялся, ответил, стараясь не выдать своей горечи:
– Они меня ведут, не я их! Надо ненадолго прогуляться в Афины. Через несколько дней я обратно к вам! Не падайте духом, ребята!
И он ускорил шаг.
На корабле его поместили в лучшей каюте, предоставив свободу передвижения. Он стоял на палубе: вцепившись в поручни так, что побелели пальцы, следил, как исчезают вдали берега Сицилии.
Корабельный колокол оповестил о том, что наступило время обеда. Алкивиад спустился в свою каюту, где его уже ждал молодой матрос с блюдами.
Алкивиад стал есть. Матрос не уходил. Алкивиад неприязненно взглянул на него:
– Тебе приказано сторожить меня даже за едой?
– Нет, господин. Я хочу говорить с тобой, если позволишь.
– Говори, парень.
– Оба мои брата – гоплиты в твоем войске. Мы все тебя любим.
Алкивиад медленно пережевывал пищу, наблюдая за матросом. Пригожий молодец с обветренным лицом и детски честным взглядом. Алкивиад улыбнулся ему:
– Хорошо. Сядь и продолжай.
Лицо матроса выразило прямо-таки испуг:
– Сесть – мне?.. Нет, нет! Ты просто слушай. – Он понизил голос. – Известно ли тебе, зачем тебя везут в Афины?
– Да. Отвечать по обвинению перед судом.
– А в чем тебя обвиняют – знаешь?
– Конечно. Какие-то негодяи, чтоб сорвать поход, разбили в Афинах гермы и все свалили на меня.
– Ах, хуже! Такое, за что одно наказание: смерть… – прошептал матрос. – Кто-то донес, что ты в своем доме устраивал Элевсинскую мистерию…
Алкивиад вскочил, уронив на пол блюдо, жилы вздулись у него на лбу:
– Но тогда война проиграна! Ее мог выиграть один я!
– Не кричи, господин, как бы не услыхали…
– Дай мне кинжал, мальчик! – приказал Алкивиад.
– Я дам тебе кое-что получше. – Матрос, придвинувшись вплотную, совсем тихо спросил: – Есть у тебя знакомые в Фуриях?
– Еще бы! Их ведь построил мой дядя Перикл и заселил афинянами. Я знаю там многих.
– Это хорошо. Завтра к вечеру мы придем в Фурии. Простоим сутки. Чтобы взять воду и дать отдых гребцам. Я могу доставить тебя, переодетого, на берег…
Есть ли еще в этом смысл? Алкивиад внезапно выпрямился и твердо сказал:
– Хорошо, парень. Приготовь все. Спасибо тебе.
В Фуриях нашлись люди, которые приютили племянника Перикла. Их тронула его судьба – они дали ему прибежище и заботливо за ним ухаживали.
А он не выздоравливал. Вчера еще стратег, командовавший огромным великолепным войском, вчера еще полновластный руководитель сицилийского, похода – сегодня потерпевший кораблекрушение, выброшенный на берег с пустыми руками… Беглец. Проситель. Жалчайший под солнцем нищий.
После столь высокого взлета к славе упасть в глубины бед и унижений – удар, слишком тяжелый даже для его выносливости. И все же его ждало еще более страшное испытание, Когда «Саламиния» вернулась в Афины без него, афиняне заочно приговорили его за кощунство и безбожие к смерти через отравление. Имущество, унаследованное им от предков, конфисковали. Вдобавок постановили, чтобы все жрецы и жрицы прокляли его. Не повиновалась этому приказу одна Теано, заявив, что ей, жрице, подобает молиться, а не проклинать.
