слепо. Этот внутренний голос – не мое только преимущество, не только мой дар. Мое преимущество перед другими лишь в том, что у меня тонкий слух и я умею хорошо слушать…
Движение прошло среди друзей Сократа, показывая, что слушают они внимательно, однако напряжение не ослабло. Мелет шепотом спросил Ликона – что, собственно, имеет в виду Сократ, говоря о своем демонии: это исключительно его привилегия или подобный демоний посещает и нас всех? Ликон покачал узкой головой в знак того, что не знает. Еще Мелет прошептал – не хочет ли Сократ подвигнуть всех присутствующих к тому, чтобы и они приняли новую веру? Ликон сжал локоть Мелета костлявыми пальцами:
– Ты высказал ценную мысль, Мелет! Но на сей раз хватит о его демонии: он и так выболтал больше, чем нам нужно!
Ликон пронзительно взглянул на Спекиона, что-то ему шепнул, и тот спросил Сократа:
– Стало быть, сам человек не знает, что полезно и добродетельно?
И по знаку Ликона на Сократа посыпались вопросы других Ликоновых сторонников и выучеников:
– Значит, тот, кто не учился у премудрого Сократа, – круглый невежда и будет бросаться в огонь, со скал, в море, подобно самоубийце или сумасшедшему?
Пробежали смешки. Тогда еще один юнец из тех, что явились разбить Сократа, в надежде унести с собой хоть лепесток сомнительной славы, в экзальтации вскричал:
– Без Сократа – все мы сыны погибели и…
– Тихо, друзья! – прервал его резкий голос Ликона. – Я не позволю насмехаться над человеком, достойным уважения всех эллинов! – Он повернулся к Сократу. – Нам интересно, – он подчеркнул весомость своих слов загадочным множественным числом, – нам интересно, что думает Сократ о людях, стоящих во главе государства. Знают ли они, что полезно и добродетельно, хотя никогда не были твоими учениками, Сократ?
Волнение среди слушателей. Им кажется – тут-то и конец Сократу. Но он уже справился со своим испугом и заговорил весело, как всегда, когда ему приходилось вступать в спор с противником:
– Известно ли вам, дорогие, что такое совесть? Кажется, слово это придумал и явил мой любимый Эврипид. С каждым днем я все больше и больше ценю это понятие и призываю тех, кого Ликон обозначил сейчас словечком «мы», самим заглянуть в свою совесть. Если же они еще и сегодня не знают, что добродетельно и полезно нашей общине, хотя я уже полвека растолковываю это на улицах Афин, то я готов повторить еще раз. Знаю, среди вождей народа, демагогов, – Сократ вперил свои выпуклые глаза в Ликона, – есть замечательные ораторы, и они стремятся снискать любовь людей, тщательно подбирая слова. Однако ораторское искусство, лишенное знания того, что полезно обществу, обществу не полезно, обманно и вредно.
Возгласов одобрения становится больше, чем выкриков несогласия. Сократ распалился. Перестал следить за собой, заговорил громче:
– Демагог призван быть мечом и копьем народа, завоевывать для него достойный образ жизни. Для того, кто хочет пользы обществу, превыше всего должна быть именно польза общества, а не его собственная!
Буря одобрения захватывает даже кое-кого из противников Сократа.
Мелет, стараясь утихомирить эту бурю, поднял руки, закричал:
– Тише! Тише! Будет говорить демагог Ликон!
Ликон выждал, когда уляжется шум, и среди напряженной тишины заговорил с подчеркнутой значительностью:
– Утверждая это, ты, стало быть, убежден, что нынешние правители больше пекутся о собственной выгоде, чем о благополучии Афин, и что таким правителем прежде всего является глава демократов Анит…
Ликон сделал умышленную паузу, и в тишине прозвучал язвительный вопрос Сократа:
– Ты, Ликон, подозреваешь нашего народолюбивого Анита в таких некрасивых делах?
Друзья Сократа расхохотались. Лицо Ликона сделалось серым, как пепел.
– Это ты его подозреваешь! – выкрикнул он.
– Но, милый Ликон, я ведь не называл ни Анитова, ни твоего имени!
Смех приверженцев Сократа грянул с новой силой: им известно, что Ликона можно нанять на любую работу, даже на такую, которая была бы направлена прямо против афинской демократии.
Сократ перешел в наступление:
– Или у тебя нет глав, Ликон, чтобы видеть, все ли у нас в порядке? Заклинаю тебя богиней справедливости, к которой мы так часто взываем, скажи, заметно ли у нас хоть какое-то улучшение или все катится под гору?
Множество голосов из толпы:
– Под гору! Под гору!
Голоса эти – в пользу Сократа, не Ликона. Казалось бы, последний совсем загнан в угол и бой склоняется к победе Сократа.
Ликон бледен от напряжения, лицо его осунулось, но он поднимает руки, повышает голос:
– Слышишь, Сократ? Слышишь, как твои собеседования пробуждают в людях мятежный дух и вносят разброд?! Понимаешь, мой дорогой, не пугайся, я говорю только правду, но я желаю тебе добра, ибо ведь правда не вредна, правда помогает всем, так вот, ты, Сократ, не добродетели учишь – ты развращаешь нашу молодежь!
Даже Анит, Мелет и Спекион онемели, изумленные ловкостью Ликона, и их восхищение софистикой,
