Сейчас уже десять минут одиннадцатого, а ее еще нет.
— Черт возьми, — нахмурился Бейкер. — Чтобы дойти до нас, ей нужно не более пяти минут. Возможно, задержалась где-нибудь по дороге. Клинт вернулся? Пусть зайдет.
Разговор с Клинтом вышел коротким. Эми Джексон наотрез отказалась не только отдать, но даже показать бумажник. По словам Клинта, она выглядела сильно раздраженной или напуганной. Бейкер вызвал других помощников, выслушал их доклады и отдал приказания. Специалист по баллистике сообщил, что патроны в револьвере, из которого застрелили Джексона, отличались от тех, которые Делия Бранд приобрела в лавке Макгрегора. Другой порученец Бейкера с распухшей челюстью доложил, что попытка заполучить образцы отпечатков пальцев Лема Саммиса закончилась плачевно. Льюк информировал, что никто не мог сказать, находится ли пресловутый листок в кабинете Джексона или нет, так как судья Гамильтон отказался санкционировать вскрытие сейфа, а судью Мериама найти не удалось.
Льюк со своей командой собрал в кабинете Джексона множество великолепных отпечатков пальцев и хотел знать, как с ними поступить дальше.
Без четверти одиннадцать Бейкер вышел в приемную и спросил:
— Мисс Бранд не появлялась?
— О ней ни слуху ни духу.
— Минуло уже больше часа, как она вышла, — тяжело вздохнул окружной прокурор. — Позвони-ка к ней домой, и я поговорю с тем, кто подойдет к телефону.
Глава 13
Сестры Бранд сидели за столом в своей кухне и в обществе дяди Куина и Тайлера Диллона наслаждались бутербродами с ветчиной и сыром, малиной, сдобными булочками и ароматным кофе. Рассказ Клары и Тайлера о розысках патронов, купленных Делией в лавке Макгрегора, и история Пеллетта о пропавшей сумочке часто прерывались из-за внешних помех.
Назойливым репортерам преграждал путь у порога Тай Диллон. Друзьям и знакомым, приходившим якобы поздравить Делию с освобождением, но на самом деле желавшим в первую очередь удовлетворить свое любопытство, кто-нибудь из мужчин — Диллон или Пеллетт — объясняли, не пуская их дальше порога, что Клара и Делия сильно утомлены и нуждаются в уединении и покое. Аналогичный ответ получали и те, кто звонил по телефону, кроме, конечно, сотрудника канцелярии окружного прокурора, который попросил явиться к мистеру Бейкеру на беседу: Пеллетта — к восьми, а Клару — к десяти часам вечера. После этого звонка возникла короткая дискуссия на тему: следует ли Кларе идти, но она заявила, что предпочитает поскорее покончить с неприятной процедурой.
Около восьми часов Пеллетт отправился к прокурору. Трое оставшихся на кухне выпили еще по чашке кофе, потом Клара медленно, с усилием приподнялась и стала собирать грязную посуду.
— Вы обе валитесь с ног от усталости, — заметил Диллон, тоже вставая. — Ты, Дел, поднимись наверх и ложись в кровать, а вы, Клара, располагайтесь на кушетке в гостиной. Я сам все перемою, приберу и разбужу вас, когда наступит время идти к прокурору.
Обе девушки горячо запротестовали. Спор закончился капитуляцией Клары, и она легла в гостиной, а Делия и Тайлер вдвоем принялись наводить порядок. На протяжении нескольких минут на кухне раздавался только звон чашек и тарелок, шум открываемых и закрываемых кранов, стук расставляемой по полкам посуды. Ссутулившись и машинально перебирая руками, Делия орудовала в мойке, в голове у нее бродили невеселые мысли. Диллон, напротив, проворно двигаясь по кухне, подносил грязную посуду, ловко вытирал ее после мытья и убирал на место. Внезапно он улыбнулся:
— Я неплохо справляюсь с домашними обязанностями и не отказываюсь стирать детские пеленки, а потому нам необходимо как можно скорее пожениться, Дел.
— Боже мой, Тай, — взглянула на него Делия, пытаясь тоже изобразить на лице улыбку. — Пожалуйста, не надо. Только не сейчас.
Диллон подхватил тарелку и начал усердно тереть ее полотенцем.
— Не буду, Дел, — заверил он девушку. — Я не стану торопить тебя с ответом. Как только мы закончим с посудой, я уйду и оставлю тебя в покое, в котором ты, как я уверял сотни людей, очень нуждаешься. Но прежде чем покинуть тебя, мне необходимо кое в чем чистосердечно признаться, облегчить грешную душу. — Диллон вытер насухо тарелку, поставил ее на полку и взял следующую. — Сегодня ты заявила Харви Ансону, что не желаешь иметь его своим адвокатом, поскольку он подумал, что это ты застрелила Джексона, причем по причинам сугубо личного характера. Тебе следует знать, что в мужья ты получишь человека, который думал точно так же… Не перебивай…
Продолжая возиться в такой ответственный момент с посудой, я тем самым стараюсь принизить значение своего признания, придать ему вид заурядного эпизода. Оправдываться не имеет смысла. Замечу только, что, учитывая все объективные факты, любой здравомыслящий человек пришел бы к аналогичным выводам. А факты тебе известны не хуже, чем мне. Я не сомневался, что ты застрелила Джексона; но так как я не мог себе представить, что ты способна убить человека лишь за то, что он уволил твою сестру, — а другого очевидного мотива вроде бы не существовало, — то вывод напрашивался сам собой. Мои тогдашние мысли не имеют теперь никакого значения. Для меня важны только те чувства, которые я испытывал за последние два дня.
— Пожалуйста, Тай. Тебе нет нужды в чем-то оправдываться. По-видимому… если вспомнить конкретные обстоятельства, то всякий…
— Извини меня, — перебил ее Диллон, — я скоро закончу… С посудой тоже… Я чуть не помешался. Мне хотелось разобрать тюрьму по кирпичику голыми руками и вызволить тебя из заточения. Я был готов на все, абсолютно на все, лишь бы выручить тебя из беды. Даже не представлял, что можно дойти до такого состояния. Когда я ехал сюда вчера утром, чтобы встретиться с Кларой, я, доискиваясь до причин, задавался одним вопросом: почему ты стреляла в него? Я говорю о Джексоне, ты понимаешь?
Только в тот момент я в полной мере осознал сложившуюся ситуацию. Я раньше уже говорил тебе о своей любви и желании жениться на тебе, но все это сахарная водица в сравнении с моими нынешними чувствами. Для меня теперь жить — значит…
Черт возьми, не знаю, как это выразить обыкновенными словами, только я твой… навеки. Это непреложный факт. — Диллон взял последнюю тарелку. — Разумеется, мой монолог лишь прелюдия, но после твоей сегодняшней отповеди Харви Ансону я испытал жгучую потребность свалить с души тяжелый камень. Когда придет время, я продолжу свою исповедь… Куда повесить мокрое полотенце?
— Повесь его сушиться вон на ту перекладину, — ответила Делия, усердно начищая мойку.
Оперевшись на стол и скрестив на груди руки, Диллон наблюдал, как она выжимает тряпку.
— Вероятно, ты еще не пришла к какому-то определенному заключению относительно меня, произнес он, покусывая губы. — Да и думала ли ты вообще обо мне в последние два дня?
Делия молча тщательно вымыла и вытерла руки и лишь потом, подняв на него глаза, ответила:
— В эти дни я много думала обо всем на свете.
О прошлом, настоящем и будущем, о моих родителях, о жизни и смерти, о поступках и словах людей — где правда, а где ложь, и о том, как трудно подчас решить, поступаешь ли ты именно так, как тебе действительно хотелось. Я думала о пожизненном заключении для меня, о казни за не совершенное мною убийство и об освобождении и что я предприму, выйдя из тюрьмы.
Мысли мои не отличались большой глубиной и постоянно перескакивали с одной проблемы на другую. Я рисовала себе радужную картину своего освобождения. Как ты обнимаешь меня и целуешь, а я плачу от счастья. Я представляла себя плачущей, но мои глаза в тот момент оставались сухими. Потом, когда шериф привел меня в комнату и мне объявили, что я свободна, я попросила тебя поцеловать меня в щеку, и ты этого не сделал.
— В комнату набилось столько посторонних людей! — пробормотал Диллон.
— Но сейчас-то здесь никого нет.
— Что… — с трудом сглотнул он. — Что ты хочешь этим сказать?
— Ничего особенного. Ты часто обвинял меня в актерстве, не поможешь ли мне теперь разыграть
