правда.
Взяв лицо ладонями, Мэйбл посмотрела ему прямо в глаза и серьезно ответила:
— Так хорошо, что и не выразить словами!
Гард как же я… Он отрывисто прижался к ее губам заглушая уже готовое сорваться с языка окончание фразы. Во второй раз в жизни боялся слов, которые не хотел бы слышать. Впервые это было в тот день, когда позвонил возлюбленной узнать, почему она его избегает.
узнал. А теперь иной страх охватил его. Что, она признается в любви, а он не выдержит ответит что любит ее, жить без нее не может и хочет чтобы она осталась с ним навсегда? Но больше всего пугало, что попросит ее выйти за него замуж.
И он не отрывался от губ, пока у нее пропало всякое желание говорить, но не остыло другое — заниматься любовью.
Они поднялись наверх. В спальне Мэйбл тут же стянула с него футболку, бросила па пол и, прильнув к нему, поцеловала. Сначала шею, потом плечи, руки… и замерла. Гард почувствовал на предплечье легкое прикосновение ее пальцев и понял, в чем дело. Бросив взгляд на Мэйбл, увидел, что она улыбается.
— Так у тебя татуировка… — удивленным голосом протянула она и погладила изображение пистолетов, украшавшее его руку. — Как это я раньше не замечала?
Он припомнил, сколько раз она видела его без рубашки. Получилось два. Первый — во дворе, когда ее внимание было приковано к груди, и второй — в этой самой комнате ночью, когда они занимались любовью.
— Не до того тебе было, — заметил он и давленным от нетерпения голосом произнес: — Есть кое-что поинтереснее, чем рисунок.
— Как обрадуется Дороти, когда я ей об этом расскажу! — не обращая внимания на последнюю реплику, рассмеялась Мэйбл. — Сестра всегда говорила, что для полноты образа злодея которым тебя представляли мои родители, только пиратской наколки и не хватает.
Гард приподнял ее подбородок и заглянул в глаза.
— Я тебе сейчас покажу, что такое настоящий злодей, малышка! Вот увидишь, ты у меня будешь стонать и корчиться от страсти. — Он помолчал и уже более спокойным и даже несколько скучноватым голосом добавил: — Впрочем, если тебе так хочется, можешь стоять и любоваться произведением искусства. Не сказав ни слова, Мэйбл, лукаво улыбаясь, попятилась, увлекая Гарда за собой.
Несколько шагов — и любовники оказались у кровати. Секунду она постояла, потом бросила на него застенчивый и невыносимо соблазнительный взгляд.
— Раздень меня, милый… Люби меня… Гард сглотнул комок, подступивший к горлу. Таким же тихим, трепетным голосом девушка попросила его об этом же в один незабываемый вечер много лет назад, когда они впервые познали сладкий вкус яблока греха. Тогда она не была совсем уж неискушенной — они целовались, не стесняясь, ласкали друг друга. Особое наслаждение ему доставляло касаться ее грудей губами. Дай сама любопытная подружка трогала его за самое интимное место, а когда убирала руку, ему становилось не по себе — казалось, в паху вот-вот что-то взорвется. Но при всем при том она оставалась непорочной Евой, пока лишь любующейся наливным, манящим, но запретным плодом. В тот самый вечер, когда они уютно расположились на берегу залива, чтобы предаться обычным невинным ласкам, недотрога посмотрела на него огромными, поблескивающими от лунного света глазами и тихонько попросила:
— Раздень меня, милый… Люби меня…
Он выполнил просьбу с радостной дрожью, а уняв ее, с великой нежностью любил Мэйбл. Тогда и открыл для себя истину — он влюблен.
И вот сегодня все повторяется снова.
— Ну что же ты, Гард?
Видения прошлого рассеялись, он приблизился вплотную.
— За что мне такое счастье, Мэйбл? — все еще не веря в реальность, воскликнул любовник, и когда она попыталась что-то сказать, приложил к ее губам палец. — Не говори ничего, молчи.
Гард поцеловал любимую и, скользнув руками по груди, взялся за краешки свитера и осторожно потянул вверх вместе с маечкой. Он уже знал, что лифчика нет, и при одном взгляде на затвердевшие соски понял — Мэйбл хочет его так же страстно, как и он ее.
Бюст у нее был великолепный — высокий, упругий. Когда-то представлял себе, как Мэйбл кормит грудью ребенка — их малыша… Теперь воображение не уносило его так далеко. Ни о каких детях и помышлять нечего.
Не разжимая объятий, Гард попятился и сел на кровать. Мэйбл оказалась у него между ног и порывисто дышала. Он коснулся губами розового бутона соска, и женщину будто током ударило. Выгнувшись дугой, она, задыхаясь, вцепилась руками в его плечи. Стоять уже не могла — ноги подкашивались.
Надо бы побыстрее раздеть ее, подумал Гард, вот-вот упадет на него полуодетая.
Он провел рукой по мягкому животу, и мурашки побежали по телу над юбочкой. Снять ее, а потом собственные джинсы и прочее было парой пустяков.
Всего несколько дней назад он заметил, что Мэйбл носит простое практичное белье. Но о трусиках, которые красовались на ней, сказать такое язык бы не повернулся. Изящный нарядец — весь из кружев, скромностью явно не отличался. Скорее призван будоражить самые греховные желания. Жаль снимать такую прелесть, но не заниматься же французской любовью.
Взявшись за край трусиков, он чуть стянул их, и они упали. Неподвластные пальцы без дела не остались — поглаживали шелковистые волоски, потом проникли в горячую влажность между ног. Послышался стон.
Запечатлев на лобке поцелуй, Гард откинулся на кровати. Красавица стояла перед ним обнаженная, на шее висела цепочка с бриллиантом, который ему запомнился издавна. Протянув руку, он ухватил кулон, потянул на себя и коснулся губами ее губ, язык юркнул в чужой рот. Не выдержав, греховница бросилась ему на колени и, усевшись, обхватила спину любовника ногами. И вот уже его плоть проникла в самый интимный заповедник.
Закрыв глаза, Мэйбл покорно отдалась ласке — пусть будет так. Никогда они еще не занимались любовью в подобной позе — сидя лицом к лицу, когда соски ее трутся о его грудь, вызывая самые сладостные ощущения. Она положила руки на плечи любимого, чтобы не двигался, — теперь сама все сделает. И не спеша принялась подниматься и опускаться, распаляя неутоленную жажду.
Гард не противился. Удовлетворение наступит, когда придет черед, охватив жарким пламенем. А потом они немного отдохнут, и все начнется снова — безудержное желание, обладание, сладостный заключительный аккорд. Только так, а не иначе и только с Мэйбл! Никто ему больше не нужен!
Пламя страсти разгоралось жарче и яростней. Она задвигалась быстрее, все глубже вбирая в себя сильную плоть — и огонь пробежал по ее жилам. Сердце как бешеное билось в груди, дыхание срывалось, послышались тихие стоны. Откуда это, как сквозь сон подумала Мэйбл. Господи, ведь это она сама!
Верно говорил Гард, она и вправду издает самые немыслимые эротические звуки.
Наконец почувствовала, что вот-вот вспыхнет. И, содрогнувшись всем телом, пронзительно вскрикнула. А потом услышала, как глухо застонал и Гард, догорев в снедавшем обоих огне…
— Значит, говоришь, буду корчиться от страсти? — с явным удовольствием проговорила Мэйбл, вытянувшись на кровати и повторяя последние слова с интонацией, с которой они прозвучали из уст любовника. — А сам-то каков! — И рассмеялась.
Повернувшись к насмешнице лицом, Гард самодовольно ответил:
— А меня радует, что эти слова не оказались пустым звуком.
Его отрада умиротворенно лежала во всей своей красе — обнаженная, влажные волосы разметались по подушке, соски набухли… Распутница да и только, усмехнулся Гард.
Бесстыдница, измученная любовными ласками.
Уж он-то постарался довести ее до изнеможения! Вот было бы здорово, если бы эта женщина жаждала не только постельных страстей, а влюбилась в него. А он взял бы и разбил ее сердце. Вот и получилось бы, что оно принадлежит особе, много лет назад поступившей с ним точно так же. Смех, да и только! Впрочем, смеяться не над чем. Конечно, пришлось перенести много боли, но, оказывается, все можно исправить. И сделать это способна именно Мэйбл, а не какая-то другая женщина.
