Покончив со своим томатным соком, я встал из-за стопа и решил ознакомиться с акварелями на стене в алькове: вроде Ромни Марш “Поле ржи”. Лью Кресчент “Брайтон”. Тонкие, изысканные работы в серо- голубоватой гамме.
— Я очень извиняюсь, Мартин. Ты уже поел?
— Да. Это все ты рисовала?
— Все — мои собственные работы. — Когда она стояла рядом, от нее шел еле уловимый аромат, но не косметики, а ее кожи.
— Они просто очаровательны.
— Честно? У меня есть еще забальоне — взбитые в горячей воде яйца с сахаром и марсалой. — Она взяла меня за руку.
— Ты хочешь его попробовать?
— Сама не знаю. Может, попозже. Ты, наверно, хочешь узнать, что я для тебя сделала, какое задание выполнила. — Вернувшись к столу, она допила свое вино, после чего устроилась на полу, положив руку на ручку шезлонга. — Я тут кое-что написала для тебя, и когда ты уйдешь, прихватишь с собой. Не хочешь сесть в кресло?
— Мне нравится здесь.
— А у меня это осталось с детства, или я внушила себе, как-то догадалась, сама не знаю почему. Когда сидишь на полу, то уже никуда не упадешь. Словом, я занялась Марико Шодой. Я… я не хочу, чтобы эта сука добралась до тебя, так что я раскопала все; что смогла.
— Ты немало сделала для меня.
— Как я тебе говорила, все, что было в моих силах.
— И только потому, что я — это я. Верно? — Я не знал, была ли она в курсе того, чем я занимался, что ей изложили в таиландском посольстве. Но, как бы там ни было, она вела себя как настоящая женщина, и это не прошло мимо меня.
— Ты, черт побери, свалился откуда-то мне на голову, совершенно беззащитный, подвергаешься опасности и еще ухитряешься не терять сексуальности. — Ей не хватало воздуха, когда она искала слова. — Ты все время словно бы на лезвии. Словно бы, — она отвела глаза, — ты обречен. Так что мне просто хотелось бы помочь тебе, — густые пряди ее волос взметнулись, когда она повернулась ко мне, и взгляд ее обрел серьезность, — пока еще у нас есть время.
Ее слова прозвучали как аккорд рояльной струны. Дурацкое сравнение, которое я тут же отбросил. “Этот человек никогда не терпел поражения, убивая.” В сторону.
— Как бы там ни было, — продолжала Кэти, — надо дать тебе хотя бы общее представление. Ее отцом был принц Шода Фомвихейн из Камбоджи, и в 1975 году красные кхмеры штурмом взяли его дворец — в то время, как ты знаешь, они захватили всю страну. В то время ей было всего восемь лет, и, когда коммунисты атаковали дворец, отец попытался ее спасти. Он держал ее на руках, спускаясь по дворцовой лестнице, когда удар тесака расколол ему череп, и Шода упал, залив ребенка кровью с головы до ног. Мне рассказала эту история свидетельница, старуха из лагеря беженцев, которым мы оказываем помощь. Кто-то вытащил ее из свалки — но той же ночью следы девочки теряются где-то в джунглях. Это я узнала уже от человека, который познакомился с ней уже после того, как она оказалась в безопасности. — Кэти поднялась, разминая свои стройные ноги. — Порой мы не знаем и малой части того, что достается другим людям, не так ли?
Черты ее лица потеряли свою резкость — сумерки сгустились. Темнота упала внезапно, как бывает в тропиках.
— Ты не хотела бы опустить жалюзи?
— Что? Да, хорошо. — Она повернулась и остановилась на полпути. — Ты хочешь сказать…
— Да нет, просто по привычке.
Вернувшись, она зажгла большую керосиновую лампу в углу и прикрутила фитиль.
— Не очень темно?
— Нет.
Я предпочитал приглушенный свет, тени, темноту, где не разглядеть меня. Пора ложиться на дно — из- за Манифа Кишнара.
— С тобой все в порядке?
— Да. — Ни мое лицо, ни мои глаза ничего не выражали, но она уловила владевшее мной напряжение. Ко мне приближался враг, и от него исходила опасность.
— Словом, — она снова свернулась на полу, — она провела в джунглях восемь месяцев, совершенно одна.
— И ей было восемь лет…
— Да. — Она приподняла плечи, не больше чем на дюйм. — И я не думаю, что это легенда, хотя сказок о ней хватает. Как раз вполне вероятно и правдоподобно, что в основе характера такой женщины, как Марико Шода, властной, сильной и злой, лежат черты, проявившиеся еще в детстве — выносливость, умение приспосабливаться, яростная стойкость, что было особенно важно, когда она потеряла отца, в буквальном смысле слова захлебнувшегося своей кровью. Ты так не считаешь?
Я кивнул, соглашаясь с нею.
— Кто-то спрашивал ее, как она смогла выжить восемь месяцев в джунглях, и говорят, она ответила, что это очень просто, надо только стать зверем. Она, следуя за обезьянами, наблюдала, какие коренья и ягоды те едят, и питалась только ими, чтобы не отравиться. Она убила тигра.
— Каким образом?
— Найдя полумертвую от отравления обезьяну, она выяснила, что привело ее в такое состояние, и, нашпиговав животное ядовитыми ягодами, кинула с дерева рядом с остатками трапезы тигра. — Она откинула волосы. — Вот такие дела. Тебе что-нибудь пригодится, Мартин? Я хочу сказать…
— Твоя информация имеет для меня жизненно важное значение.
— Ох… — Она коснулась моей руки. — Слава Богу! — отдернув пальцы, она подозрительно присмотрелась ко мне. — И тебе ничего не рассказывал Джонни Чен?
— Нет.
— Ты знаешь, он в глубокой печали, потеряв лучшего друга. Ну, того летчика. — Она посмотрела мне прямо в глаза. — Ему можно доверять, Мартин. Он очень искренен. И я бы не говорила этого, если бы миллион раз не убеждалась в его надежности. Я не хочу ни говорить, ни делать ничего, что могло бы причинить тебе вред. Я уже начинаю думать, что лучше бы мне никогда не встречать тебя, откровенно говоря. Я беру на себя такую ответственность. — Склонившись, она теребила нитки в ковре, прическа ее растрепалась, и пряди волос упали на лицо. — Хотя я шучу, — тихо сказала она. — Ну, в общем, когда она выбралась из джунглей, снова напоролась на солдат Пол Пота, после чего ей досталось пять лет мучений, пыток, голода; ее несколько раз насиловали, и она выжила в эпидемию холеры. Сотням и тысячам таких, как она, не удалось выжить. Она была в том ужасном центре казней и пыток, Туол Сленге, но выбралась оттуда. Когда…
Зазвонил телефон, и она оглянулась.
— Может быть, из офиса. Или к тебе?
— Никто не знает, что я здесь.
— Тогда пусть звонит. Когда Шода добралась до лагеря беженцев на таиландской границе, от нее остались одни кости, и она не могла даже говорить — ей потребовалось не меньше года, прежде чем она обрела нормальный вид. Я знаю о ней от администрации лагеря. В нем были тысячи беженцев — да и сейчас они там — но понемногу она стала выделяться из толпы, начала помогать в организации работ — к тому времени ей уже было около четырнадцати, да и к своим восьми годам она все же получила какое-то образование как принцесса королевского дома. — Кэти досадливо покачала головой. — Этот чертов телефон, — и он тут же прекратил звонить. — Дальше идет темная полоса, но кто-то рассказал мне, что к семнадцати годам она уже помогала управлять целым лагерем. Тогда она и убила одного из офицеров за попытку ночью залезть к ней в постель. Состоялось расследование, но вменить ей ничего не удалось. Женщина, с которой я говорила, сама все видела, но отказалась давать показания — подобно Шоде, она прошла через ад и была убеждена, что любой человек, который покушается на другого, заслуживает пули в лоб. Затем через год обнаружили охранника лагеря, заколотого ножом, причем весьма профессионально. И на следующий день Шода исчезла. Теперь у тебя есть о ней полное представление… И не хочешь ли
