мертвенно-бледный Ал будет смотреть с лестницы — Лили, ради Бога, тащи швабру и горячую воду.
Он попал в точку, Кишнар, в самую точку.
“Если бы вы согласились встретиться со мной на, так сказать, нейтральной территории, мистер Джордан, я мог бы отнестись к вам со всей корректностью. Люди вашего ранга редко умирают с уважением к себе и к окружающим, но с моей стороны оно будет вам гарантировано.”
И дождь будет непрестанно лить нам на головы, и его капли будут серебриться в темноте. Обмен любезностями, неуловимо быстрое движение и потом — ничего. Пустота. Финиш.
Но пока я еще живу, мой друг.
“Но, мистер Джордан, это неизбежно. И вы это знаете. У меня никогда не было неудач — я рискну это утверждать со всей определенностью. Просто я хочу завершить данное мероприятие разумным и цивилизованным образом.”
Ясно, к чему он клонит? Операция в здании неизбежно разбудит гостей, приведет к отчаянной схватке, в которой каждый будет драться до последнего, пока игра не завершится чьей-то победой, когда ноги будут скользить в лужах чьей-то крови, когда захлебнется чей-то сдавленный крик и тело рухнет вниз, где распластается на камнях с размозженными мозгами — вместо этой крови, грязи и мучительной смерти он предлагает вполне достойную церемонию в уединении, под дождем, где никто не помешает и никакие звуки не нарушат наше уединение, кроме голоса моего палача, возносящего молитву по мою душу.
Если именно так он представляет себе развитие событий, нельзя отрицать: он достаточно цивилизованный человек. Лучше иметь дело с ним, чем с грубым животным, которое только и хочет вцепиться вам в горло.
Я спустился к стойке и взял трубку.
16. “Тойота”
— В какой мере ты у красной черты?
Пепперидж.
Говорил он коротко и быстро.
— Думаю, уже слишком поздно, — сказал я ему.
— Прости, мне пришлось уехать из Лондона. Поэтому твой звонок меня и не застал. Что еще я могу сделать?
— Я обложен со всех сторон, и Шода послала за своим головорезом.
— За кем?
— Кишнаром.
— Маниф Кишнар, да, он работает исключительно на нее. Шансы?
— Близки к нулю. — Часы на стене показывали три минуты девятого.
— Почему бы не связаться с таиландским посольством?
— Нет смысла. Я…
— Тогда в полицию, попроси их прислать автоматчиков.
— Нет, это…
— Я могу позвонить в Верховный Комиссариат. Они…
— Не сработает.
— А, мать твою!..
Ситуация была тупиковой, и она ему не нравилась. Нам они никогда не нравились.
Причина ее в том, что на этот раз бал правила Шода, и уже сейчас-то она не позволит мне скрыться; она приказала в любом случае расправиться со мной, и если я даже сумею убедить Раттакула пойти на риск дипломатических осложнений, что противоречит всем принципам разведки, если я уговорю сингапурскую полицию прислать мне на подмогу автоматчиков, в конце концов все кончится тем же самым — эта публика доберется до меня и, если необходимо, самым откровенным, даже самоубийственным образом, вступив в перестрелку с полицейскими, несмотря на желание Шоды покончить со мной тихо и спокойно, без шума и следов.
Три минуты девятого, но это уже не важно. Куда более существенным фактором были те двадцать минут, в течение которых Кишнар мог добраться до меня из аэропорта. Скорее всего, его встречала машина с опытным водителем; знающим дорогу и все городские закоулки, но при этом дожде и неизменных заторах ему потребуется не меньше двадцати минут, чтобы добраться до места. То есть он может быть тут самое раннее в восемь двадцать три.
Значит, пора действовать.
— Я могу прислать тебе, если нужно, прикрытие, — говорил Пепперидж. — Могу подбросить трех или четырех, если…
— Нет. Но мне нужна связь, с которой я мог бы переслать письмо. Одного человека.
— Послушай, у тебя может быть больше, чем…
— Одного. Только одного человека. Помявшись, он сказал:
— Хорошо. Есть, чем писать?
— Да. — Я подтянул к себе блокнот.
— Его зовут Вестерби. По номеру 734—49206.
— Описание?
— Тридцать лет, рост пять-одиннадцать, тринадцать стоунов, темно-каштановые волосы, карие глаза.
— Засек. Еще одного на замену.
— Ли Яо. Азиат. Он…
— Нет.
— Хорошо. — Короткая пауза, когда я слышал шорох перелистываемых бумаг. — Венекер, по 734— 28930. Тридцать пять лет, пять-десять, одиннадцать стоунов, черные волосы, темно-голубые глаза, разряд по стилю “шотокан” — сандан.
— То, что надо.
— Слушай, немедленно звони ему. Он тут же прибудет…
— Только не майся бессонницей, — успокоил я его, потому что знал, как он себя сейчас чувствовал: втянул меня в это дело, а через двенадцать дней я уже загнан в угол и приговорен к смерти, и, хотя в том нет его вины, он понимал, в какой я оказался ситуации, понимал, потому что все же был ветераном. И тут уж было не до смеха.
Нажав на рычаг аппарата, я набрал затем номер Вестерби, услышал звонок вызова и стал ждать. Часы. Прошло девятнадцать минут. Звонки продолжались, но трубку никто не снимал. “Господи, в Бюро такого не могло случиться.” Я набрал номер Венекера и снова стал ждать. Ал говорил с тремя азиатами; они показывали ему рулон шелка, над стойкой мерцал экран телевизора, “Мэри явится сюда тотчас же, а Синди на бейсболе с Бобом, и мы не можем сообщить ей новости”, этим сукам не приходится думать, как уберечь свои жизни, звонки все продолжались…
— Алло?
— Венекер?
— Да.
— Джордан.
— Да, сэр.
— Я хочу, чтобы вы тут же явились в “Красную Орхидею” на Чонг-стрит, сразу же за заливом Чайна- тауна. Она расположена…
— Я знаю, где она.
— Отлично. Как быстро вы сможете тут очутиться?
— Через десять минут.
— Значит, у нас останется до критической минуты всего девять минут. Вы успеете?
Минуты стремительно утекали, и, черт побери, как мне не хотелось бы следить за их бегом…
— О, да… — Даже по такому дождю?
— Да, сэр. Десять минут — и я у вас.
— Возьмите какой-нибудь чемоданчик, чтобы выглядели как турист и зарегистрируйтесь у стойки… Затем я сразу же подойду к вам.
