его, “конечно, у оперативника не было никаких шансов справиться с делом, если бы меня тут не было”, и ему повесят долбаную жестянку на его цыплячью грудь, и он, как всегда… нет, это нечестно, он вкалывает вовсю, и не стоит подкалывать этого бедного маленького ублюдка.
Нервы, это все нервы.
— Не можете ли вы заткнуться?
Я смотрел на Флуда, не понимая, почему у меня вырвались эти слова, но его насвистывание в самом деле действовало мне на нервы.
— Прошу прощения, сэр.
Конечно же, его не отпускали те же мысли, ибо он понимал: если меня постигнет неудача, ему придется тут же включиться в дело.
— Не могу ли я…
Кэти. Она стояла у меня за спиной, почти вплотную, но я так и не услышал, что она хотела сказать. Что она хотела? Принести что-то выпить? Хотела ли она меня о чем-то спросить и самое ли подходящее время она выбрала для вопросов? Я не слышал ее и не мог слышать, потому что в комнате показался Ломан, и мы все повернулись к нему.
— От мистера Кродера получено разрешение.
Было 15.14, лучи солнца пробивались сквозь затемнение окна, и пока нам оставалось лишь ждать.
Бог знает, в который раз я снова и снова проигрывал всю ситуацию, прикидывая возможные ошибки и просчеты, отбрасывая слишком рискованные ходы и чрезмерно благодушные предположения.
Это был долгий день, очень долгий, и Флуд неотлучно сидел на телефоне, периодически выслушивая сообщения от наших людей, рассеянных по улицам, и каждый звонок отдавался у меня в голове, заставляя дергаться, ибо каждый из них мог положить начало событиям, которые должны были наступить примерно в 21.14, плюс-минус пару минут, когда Шода получит по рации сообщение, что груз “Рогаток” в Прей Венте.
Чай. Мы бесконечно пили чай, ибо нет ничего лучшего в такую чертову жару.
Наконец в 18.09, когда жар солнца стал меркнуть за стеклами, мы получили сообщение от нашей второй команды — состоялся вылет груза в Пномпень, вместо “Рогаток” — старые пишущие машинки; в 20.46 они позвонили снова: груз точно по расписанию снялся из Пномпеня, и в 21.14 пришло последнее сообщение, что он прибыл в Прей Вент; через семь минут наш контакт на Сайбу-стрит оповестил, что Шода только что в лимузине с эскортом из двух машин покинула дом.
Последний этап начался.
31. Последний этап
— Они двинулись по Хавелок-роуд, пересекают Нью-Бридж. — Ломан спросил у Кэти:
— Что за эскорт у нее? — Кэти включила радиофон.
— С—3, можете ли вы сообщить, какой эскорт у нее? Из-за дымчатых стекол почти ничего не было видно, но я наблюдал за движением в зеркале заднего вида.
— Кто-то сидит у нас на хвосте?
— О, да, — кивнул Помай. — Наше собственное сопровождение состоит из пяти неприметных машин, две из которых впереди нас.
Я увидел название улицы Сейг Эндрю. Мы двигались к северу.
— С—1, прошу связи.
— Вас слушают.
— Одна машина перед ней, а другая сзади.
— Спасибо, — сказала Кэти.
Она чуть повернула голову, и Ломан кивнул. Пепперидж сидел по другую сторону от меня. Он ни слова не произнес, как мы покинули ночной клуб. Я не знал, что у него на уме, но не сомневаюсь, он был доволен ходом событий: он успешно заманил меня в операцию Бюро, руководил моими действиями в Сингапуре, якобы через Челтенхем, а на самом деле контактируя с Лондоном и получая от них указания.
Несмотря на мое чувство симпатии к этому человеку, я не поделился с ним планом действий при встрече с Шодой, хотя должен был это сделать. Я не мог простить ему предательства.
“Они разворачиваются на автотрассу и направляются к северу.”
Шода.
“Я хотел бы тебе кое-что, сказать. — Это Пепперидж. — Шода боится тебя.”
“Она очень сильна. С очень жестким характером. — Слова Сайако-сан. — Но, подобно стеклу, в один день она расколется. И этот день, думаю, придет вашими стараниями.”
Теперь все зависит именно от этого. От ее страха передо мной. Это единственное, что я могу противопоставить ей. И ее вуду.
Кэти развернула машину, и я увидел другой дорожный знак “Офир-роуд”
— Где она сейчас? — спросил я ее.
— Перед нами, на Восточнобережной трассе.
— Направляется в аэропорт? — Похоже.
В этой стороне располагались только курортные местечки и теннисные клубы.
Ломан дотронулся до моей руки.
— Как ты…
— Высший класс.
Тут не телепатия: он ждал, что я доложу о готовности, поскольку до начала операции оставалось несколько минут. Кивнув, он отвел руку.
— С—1,-прошу на связь.
— Говорите.
— Голос Флуда. Он остался в ночном клубе, поддерживая контакт.
— Можете ли дать оценку состоянию дел?
Для передачи. Он должен связываться с Кродером.
Ломан наклонился к радиотелефону.
— Передайте, что мы, как и запланировано, продвигаемся к месту встречи и готовы к активным действиям.
Коротко и четко. У этого мужика, надо признать, есть голова на плечах.
— С—1… С—1…
Кэт взяла радиотелефон.
— Говорите.
— Боинг-727 готовится к взлету. — Говорил явно китаец, на английском с американским акцентом. — Заправка закончена, и он проверяет систему связи.
— Благодарю. Продолжайте информировать нас. — Она повернула голову: — Вы слышали, мистер Ломан?
— Да.
Радиофон еще дважды подал признаки жизни: сообщил нам о позиции, которую занял конвой Шоды, и Флуд доложил, что передал информацию в Лондон.
Я выглянул из окна, пытаясь избавиться от навязчивых мыслей, что сижу в “Черной Марии”, которая везет меня к месту казни. Я не был фаталистом, не верил в предначертания звезд. Просто никаким иным образом завершить операцию было нельзя, и мы это понимали. Нервы, естественно, были напряжены, что в такой ситуации вполне нормальное явление, так что успокойся, расслабься.
И тут подал голос Ломан.
— Мое мнение, — осторожно начал он, — что ваши подсчеты временного фактора слишком пессимистичны. Предполагаю, что в вашем распоряжении будет несколько больше, чем пять минут. Скорее всего, возникнет замешательство, когда обнаружат подмену груза, и вряд ли они сразу же сообщат об этом Шоде. Продолжать?
— Нет. — В темном проеме окна машины проплыл красный сигнал на верхушке радиомачты. — Я и так все знаю. — Пошел на взлет реактивный самолет, и от рева его двигателей задребезжали стекла машины.
