мгновение представишь это.
И опять, мечущийся от страха, он начинал придумывать оправдания.
«Да я и не стрелял вовсе. Когда мне было стрелять? Я подхватил раненую Аккагаз и умчался. А стрелял Кулбатыр. Все знают, как он умеет стрелять. А из меня и стрелок ведь никудышный — каждому известно».
На некоторое время страх вроде затихал, а потом вновь взрывался отчаянием: «Ох, не поверят! Не поверят же! Разве их убедишь?»
Как ему хотелось найти что-нибудь такое, что очистило бы, отодвинуло от него скверну. Но не было больше мыслей, лишь одна: не поверят!
«А я на своем стоять буду, — думал Танат. — Упрусь и буду стоять на своем. Стрелял не я, а Кулбатыр. Почему они должны мне не поверить?»
И все-таки сомнения не оставляли его. Надежда сменялась ужасом перед неотвратимой расплатой. В степи уже поднимался свежий предутренний ветерок, когда наконец Танату показалось, что он нашел самое правильное решение. Он резко повернул коня и погнал его в сторону Таскудука.
Возможно, все прошло бы без сучка без задоринки, если бы Танат нечаянно не нарвался на братьев, у которых угнали сивого.
...Придя в сознание возле юрты, где его положили, Танат долго сидел, ощупывая свое ноющее тело и охая от боли. Лицо распухло, во рту не было половины зубов, язык нащупывал лишь острые осколки, торчавшие из кровоточащих десен... Вокруг ходили люди, но никто из них не бросил в его сторону ни одного жалеющего взгляда. Это больше всего пугало и угнетало Таната. Оглушенный неожиданной встречей, он теперь был окончательно растерян. Вокруг прыгали ребятишки и, кривляясь, кричали:
— Пленник, пленник!
Танат не был слабаком. На состязаниях по борьбе во время празднеств не раз побеждал довольно сильных противников. Конечно, он не смог справиться с двумя здоровенными братьями, извалявшими его, как им хотелось. Тело болело, но Танат чувствовал, что ему, кроме зубов, ничего не повредили, а синяки — это дело заживное. Он продолжал охать и постанывать, пока перед ним не появился Шанау и его люди.
— Ты тут, что ли, начальник, Шанау? — едва шевеля разбитыми губами и плохо выговаривая слова, спросил Танат. Говорить ему действительно было трудно.
— Допустим, я. Чего тебе надо было?
Шанау решил, что после ранения, а потом и смерти Салыка отряд должен возглавить он — как-никак председатель аулсовета!
Танат, пошатываясь, поднялся на ноги, попросил кумган, чтобы смыть кровь, долго умывался, потом несколько раз прополоскал рот, лишь потом решил отозвать Шанау в сторону.
— Нечего нам куда-то ходить! — грубо ответил Шанау. — Говори при всех — здесь чужих нету.
Баймагамбет в это время занимался похоронами погибших. Рядом с Шанау стояли два активиста из Актая да Киикбай.
Танат шмыгал носом, из которого только недавно перестала сочиться кровь, смотрел на Шанау запухшими глазами.
— Я не зря звал начальника, Шанау. Пришел, чтоб смыть с себя вину. Никто меня не заставлял, сам убежал от Кулбатыра, а теперь что хочешь, то со мной и делай.
Коротышка напустил на себя суровый и одновременно важный вид, осмотрел Таната с головы до ног, будто оценивал, и насмешливо заметил:
— Перепуганная утка ныряет хвостом вниз. Ты — то же самое.
— Я признаю свою вину, — заторопился Танат. — Но не просто прошу помиловать меня. Я пришел помочь вам.
— Помочь? — опять свысока усмехнулся Шанау. — Как же ты собираешься нам помочь, хотелось бы знать?
На самом деле коротышка сразу понял, что Танат и правда может оказаться полезным.
— Честное слово, помогу! — взмолился Танат.
— Ладно. Выкладывай. Послушаем, — бросил на него полный отвращения взгляд Киикбай.
Но Танат ожидал слов Шанау.
— Тебе же сказали — говори! — прорычал разгневанный коротышка и вскинул камчу. Хотел огреть Таната, чтоб тот не очень-то набивал себе цену, но, видя, как тот сжался, передумал, опустил руку.
— Я все сделаю, — в голос захныкал Танат. — Кулбатыра помогу поймать, только простите меня!
От спешки он совсем плохо выговаривал слова обеззубевшим ртом.
После смерти Куспана и Салыка оставшихся бойцов отряда охватила растерянность. И вот снова вспыхнул огонек надежды — Кулбатыр все-таки не уйдет.
— Еще раз спрашиваем: как ты собираешься нам помогать? — спросил Киикбай.
— Я знаю, где он, и прямиком выведу вас. Баба у него ранена — не бросит же он ее, а везти куда- нибудь нельзя. Но если он и уйдет, я все равно знаю куда. Через Тайсойган, к туркменам. Я сказал ему, что поеду искать лекаря, а сам двинулся к вам. Давно надо было уже организовать новую погоню... да вот эти... набросились, измолотили меня...
На Таната было противно смотреть.
— Слушай ты, собачье отродье, ты правду говоришь или же задумал нас за нос поводить? — Шанау никак не мог поверить, что лишь вчера стрелявший в них бандит теперь и правда станет помогать.
— Готов на Коране поклясться, если нужно! Правду я говорю, чистую правду! — затрясся Танат.
К ним подошел Баймагамбет, прислушался к разговору.
— У тебя слишком руки грязные, чтоб держать в них Коран, — сердито сказал он.
— Да что же вы от меня хотите? Я же сам шел к вам с повинной! Но если не верите — дело ваше! — Танат скорчил обиженную физиономию: понял, что одним хныканьем ничего не выиграешь, надо как-то понезависимее себя держать.
— Хорошо. Давайте собираться, — решил Шанау. — Но если ты врешь, скотина, и Кулбатыра мы не найдем, пеняй на себя: собственными руками будешь себе могилу рыть!
Тут кое-кто из аульчан, собравшихся вокруг, попробовал было образумить бойцов: мол, куда вы таким малым числом, мол, перебьет вас всех Кулбатыр. Разве недостаточно вам тех, кто уже сложил головы из-за этого бандита, не лучше ли подождать? Не сегодня завтра прибудет милиция. Ведь за ней уже послано...
За всех ответил Киикбай. Глаза его горели страстью расплаты.
— Будем дожидаться милицию — упустим. А если кому-то и придется умереть, за него рассчитаются другие.
Несколько активистов из Актая хотели присоединиться к ним, но Шанау отказал. Все это были необстрелянные люди, и рисковать их жизнями он не хотел.
У Шанау была довольно хорошая берданка, двое других вооружились карабинами милиционеров, Киикбай прицепил еще к поясу саблю Куспана. Для Таната, лишившегося сивого жеребца, пришлось выпросить другого коня.
Солнце поднялось уже довольно высоко, когда отряд покинул Таскудук. Пересекли небольшой остров пустыни, где произошла вчера стычка, галопом направились к другому такому же острову и скоро углубились в барханы.
Шанау боялся, что Танат может привести их в засаду, а потому приказал бандиту следовать впереди и все время держал его на мушке.
Через какое-то время они действительно наткнулись на следы Кулбатыра, а еще немного спустя увидели и его самого.
18
— Вон он, во-он стоит! Говорил же, далеко не уйдет! — показывал камчой Танат, ликуя, что теперь-то половина дела сделана — учтут же его добровольный переход на сторону отряда!
На почтительном расстоянии, у подножия большого кургана, стоял Кулбатыр. Он был недвижим, точно статуя. Что-то непонятное было в нем, это почувствовали все и сразу же натянули поводья, остановились.
— А где, интересно, баба его? — заерзал в седле Танат. — Видно, подохла уже!
