На следующее утро, в восемь, Баум вызвал к себе Алламбо.
— Пока ничего, — сообщил тот. — Допрашивали всю ночь. Держится за свою версию — с места его не сдвинешь. Я готов поклясться, что он отнюдь не просто посредник в этом деле, а крупная рыба.
— И я времени даром не терял, — сказал Баум. — Вчера вечером потолковал с одним приятелем, который занимается архивами иностранного легиона. Знаете, они там заводят симпатичные толстенькие досье на каждого из своих участников, все как на ладони — и прошлое, и настоящее. Так вот, этот Жан- Поль Масэ довольно-таки занятный малый.
Он вытащил из кармана скомканный лист и расправил его на столе.
— Ну, что мы тут видим? Масэ всегда интересовался политикой, и хоть интерес этот самого грубого свойства, политика в его жизни многое значит. Какое-то время он состоял членом одной неонацистской группы. Но эти ему не подошли — мягкотелые слишком. Он подался к тем, кто покруче, прибился к итальянской группе Terzia Positzione. Тут уж ему и бомбы, и пулеметы. В легионе постоянно вел разговоры о том, что стране, мол, нужна сильная рука. Ради этого, говорил, можно и кровь пролить. Вообще-то его там всерьез не принимали. Но вот насчет его принадлежности к левым — никаких следов. Правый террор — да. А к левым, насколько можно судить, он отношения не имел.
— Так что с ним делать?
— Продолжайте допрашивать…
— Жестко?
— Нет, жестко не надо. Пожалуй, и я включусь — посмотрим, как он отреагирует на нового человека. Давайте его сюда.
Развязность не только не покинула Жан-Поля, а, напротив, даже усилилась по мере того, как с ним обращались все более вежливо. С Алламбо, ему казалось, он справился шутя. Эти здешние свиньи — сущие детишки по сравнению с теми, которых он знавал в прошлом. А теперь вот толстенький, коротенький пердун, который уставился на него и покачивает головой. Да пялься сколько влезет, все равно от Жан-Поля ничего нового не услышишь. Рано или поздно им придется его отпустить. Главное сейчас — сохранять спокойствие, держись нормально, ничего эти говнюки с тобой не сделают.
— Так ты что же, не хочешь нам помогать? — спросил между тем толстяк, лицо его выразило удивление. — Неужели не понятно, что застрянешь тут надолго? Нам-то что, мы не против. Но, может, ты сам о себе позаботишься?
Жан-Поль не ответил. Он попытался сыграть с толстяком в гляделки — не получилось, тогда он уселся поудобнее, вытянул ноги и зевнул.
— Тут тебе не полиция, понимать надо, — продолжал толстяк. — Это контрразведка, у нас порядки другие. — Говорил он мягко, будто даже виновато. — Никто не знает, что ты здесь. Это точно, ни один человек не знает. Разговор у нас с тобой что-то не получается, только время зря тратим. А могли бы в пять минут все решить — сделаешь заявление по всей форме и сразу получишь все, что следует, закон тебя будет защищать…
— Не можете вы меня держать вечно, — заявил Жан-Поль.
— Можем, — ответил Баум тоном глубокого сожаления. — Вполне можем. Видишь ли, ты нам тут всю ночь басни рассказывал. Отнял массу времени у инспектора, а теперь вот мое время не жалеешь. Мы-то люди терпеливые, но у некоторых наших коллег на тебя терпения не хватит. Так что послушайся доброго совета, лучше помоги нам, а то, хочешь — не хочешь, придется с ними повстречаться. Я достаточно ясно выражаюсь?
— А пошли вы все… — Жан-Поль снова зевнул.
— Ладно, посидишь, пока мы еще кого-нибудь не задержим. Там посмотрим. На твоем бы месте я помолился, чтобы это произошло поскорей. Тут у нас скучища… — Баум снова вздохнул. — Уведите его.
Когда за Жан-Полем закрылась дверь, Баум повернулся к Алламбо.
— По-моему, из этого малого ничего не выжмешь. Может, если измолотить его до полусмерти, он что- нибудь и скажет. Но пока еще положение не такое. Дело это щекотливое, может и плохо обернуться. У меня есть идея получше.
Он изложил собеседнику свою идею.
— Любишь ты рисковать, Альфред, — сказал Алламбо.
— Нет, не люблю. Но иногда это необходимо.
В тот день Жан-Поля несколько раз приводили на второй этаж, в комнату, которая находилась в самом конце коридора. Там его допрашивал усталый сержант — никакого результата. То и дело сержант выходил за какой-нибудь папкой, за чашкой кофе. И каждый раз Жан-Поль устремлялся к окну — прикидывал все «за» и «против» побега. Днем и пытаться нечего, а в потемках вполне может получиться. Следовательно, надо, насколько возможно, тянуть…
Где-то после десяти вечера его опять привели на допрос. У сержанта вид был усталый и безнадежный: ему небось и самому надоело. Через полчаса он сказал:
— В горле пересохло. Схожу за кофе. Тебе принести?
— Неси, — вежливо согласился Жан-Поль.
Сержант вышел и запер за собой дверь. Жан-Поль кинулся к окну, вскочил на подоконник и выбрался наружу. Он повис на руках и, оттолкнувшись ногами от стены, разжал пальцы. Падать было невысоко — метра три-четыре. На тренировках в легионе и не с такой высоты приходилось прыгать. Он ловко приземлился и бросился бежать по улице Соссэ. Никто не попался ему навстречу, и дежурный у ворот ничего не заметил.
«Елки-палки, до чего просто!» — порадовался он про себя.
Добежав до станции метро Сент-Огюстен, он убедился, что никто его не преследует. Небось еще и не хватились, тупицы чертовы.
На платформе внизу оживленно беседовали трое мужчин. Подошел поезд, двое из них сели в тот же вагон, что и Жан-Поль, а третий направился к выходу и поспешил к ближайшей телефонной будке. Выслушав его сообщение, Баум позвонил на Восточный вокзал:
— Леон, он едет в метро в твоем направлении. С ним двое наших. Вокруг вокзала народу достаточно?
— Нас тут пятнадцать человек и две машины.
— Хорошо. Мне что-то кажется, что он прямо к вам едет. Желаю удачи.
На станции Шоссе д'Антен, где Жан-Поль сделал пересадку, в ожидании поезда в сторону Восточного вокзала стояли двое инспекторов в штатском. Те, что приехали вместе с Жан-Полем, проводили его вверх по лестнице и потом по длинному коридору. Выйдя на платформу, они направились в другой вагон, а те двое, что ждали на платформе, последовали за Жан-Полем.
На Восточном вокзале Жан-Поль вышел. Его заметили четверо сотрудников ДСТ, один немедленно побежал на выход к телефону.
— Звоню с Восточного вокзала. Он тут! Пока, шеф, привет!
Остальные трое, сохраняя приличную дистанцию, «повели» Жан-Поля по длинному туннелю — тому самому, в котором прозвучали выстрелы Ингрид. Здесь его перехватили сотрудники ДСТ, ждавшие на лестнице, которая ведет в верхний вестибюль. Держась к нему поближе, они дошли до выхода из метро. Тут, читая газету, стоял Леон. Когда Жан-Поль поравнялся с ним, Леон сложил газету и, сунув ее в карман, вслед за ним пересек площадь. Жан-Поль свернул на улицу Сен-Дени. И тут же из тени к нему шагнула женская фигура. В зубах у девушки была незажженная сигарета.
— Огоньку не найдется?
— Они у меня зажигалку отобрали!
— За тобой хвост, — внятно сказала Ингрид. — Иди дальше. Придешь ко мне — только сначала от них избавься.
В этот момент мимо прошел Леон и успел взглянуть на лицо говорившей. В его памяти сработала какая- то кнопка: похоже, девица из клиники. Волосы другие, но черты лица те же. Он уловил сказанные ею слова. Черт, значит, кто-то выдал их план! Думать надо быстро. По крайней мере двое из ДСТ идут следом, метрах в пятидесяти. Люк на следующем углу — отсюда метров сто. Если он попробует задержать их, то один ускользнет. Но если они дальше пойдут врозь, то все равно кого-то из них упустишь. Он задержит девку — это важней.
