Но помощи, конечно, никто не послал.
Мы с мамой все еще ждали. Мама каждый день ходила к чужим людям мыть полы и стирать белье. Так прошло четыре года. Однажды мама пришла поздно вечером и сказала дедушке:
– Царя свергли.
– Убили, что ли? – спокойно спросил дед.
– Не знаю, – сказала мама. – Только говорят, что войны больше не будет.
– Бабушка надвое сказала! – усмехнулся дед.
Я не знал, о какой бабушке вспомнил дед. Но, оказывается, он знал такой случай: убили одного царя, а на другой день уже новый царь появился.
Я спросил у деда, откуда берутся цари, а он, опять усмехнувшись, ответил:
– Была бы шея, а хомут найдется.
– Может быть, война закончится – тогда «Ольгу» искать пойдут, – с надеждой сказала мать.
Раньше дед всегда утешал маму, говорил, что Николай (мой отец) обязательно вернется. На этот раз он лишь покачал головой:
– Нет, Татьяна, теперь поздно. Не будет толку от поисков.
Мать заплакала. И я понял, что больше никогда не увижу моего отца.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
ДЕД
Воскресенье. Утро. В училище идти не надо.
Под крышей старого погреба висит огромная искристая сосулька. Тяжелая слеза горит на ее острие.
Еще вчера на дворе кружила сумасшедшая мартовская метель. Вечером ветер переменился. Стало тихо и совсем тепло. В снег ударили капли нежданного весеннего дождя.
А на рассвете подморозило.
Только наша северная весна так легко играет ветрами и туманами, дождями и заморозками.
Дед ударяет по стеклу барометра пальцем и ругается. Стрелка барометра скачет по ступенькам- делениям. Деду все равно, какая стоит погода. Некуда ехать – на реке лед, карбас[4] на берегу, сети висят на стене в чулане. Но дед сердится так просто, по привычке. Надоела тесная комната, бесконечные пересуды хозяек на кухне и во дворе. Тянет на воду.
Из-за крыши соседнего дома смотрит словно чем-то удивленное солнце. Легкий морозец-утренник совсем ослаб. Только в тени остались нерастаявшие льдинки на лужах. И еще осталась эта сказочная сосулька у крыши погреба.
Сосулька напомнила мне сказку о хрустальном дворце, которую рассказывала моя покойная бабушка Василиса. Может быть, это новая проделка злющего колдуна, превратившего доброго молодца в сосульку? Но мне не жалко молодца. Все равно он снова оборотится человеком.
Солнце поднялось над крышей и ярко осветило весь наш двор.
Не успел я допить кружку кипятку, как мой приятель Костя Чижов уже забежал к нам во двор. Он дер жал в руке короткую палку. Момент – и палка взлетела в воздух.
Трах-та-тах!
Льдинка взорвалась, рассыпав осколки и искры.
– Ну смотри, Костя, я тоже сегодня устрою что-нибудь раньше тебя!
Сказка бабушки Василисы уже забыта.
Из угла в угол через всю комнату дед растянул сеть. Скоро вскроется река – нужно готовиться к навигации и рыбной ловле.
Дед вырезает из дерева вязальные иглы, похожие на причудливые стрелы диких племен, какие я видел в книжке у Кости Чижова. На иглах намотано прядено.
В больших морщинистых руках игла кажется живой. Она змейкой проскальзывает через ячеи сети. С каждым новым узелком дыра в сети уменьшается.
– Это кто так разорвал? Щука, что ли?
Я хожу вокруг деда и расспрашиваю о рыбалке. Дед любит поговорить о рыбной ловле. Я хорошо знаю об этом. Нужно, чтобы дед разговорился. Тогда, между прочим, можно ловко напомнить о шхуне. Он давно обещал мне смастерить шхуну.
– Какая там щука! – отвечает дед, затягивая узел широким взмахом руки. – Корягой в Восточной Яде зацепило. И кто только в той речонке хламу насыпал?.. Зато окунь там живет. Скажи на милость: где хламу всякого много, туда он и суется. Вот какая рыба зловредная! Кормится в таких местах. А нам, рыбакам, одно наказанье – всю снасть в клочья порвешь. Не идут окунь да подъязок на песочек, куда-нибудь на Шилов остров. На песочке коряг нету и рыбы нету. Пескари – это разве рыба! Кошачья пища. Этак и колюху можно рыбой назвать…
– Колюху кошки не едят. – Я поддерживаю разговор, приподнимаю сеть, когда это требуется, подаю деду запасную иглу и ножницы. – Наш Матроско только понюхает колюшку и не ест.
Старый-престарый Матроско дремлет на полу. Это очень хитрый кот. Когда солнце отходит в сторону и солнечное пятно на полу передвигается, Матроско тоже меняет свое место. Он любит солнышко.
