– Именно так. Мой отец – Алика-Берт. Меня зовут Алика-Дроув. И я вполне могу справиться с этой лодкой и сам!
Офицер пожал плечами, и на лице его появилось странное выражение.
– Уверен, что можешь, – пробормотал он. – Счастливого пути. – Он перепрыгнул на борт катера, который отошёл в сторону и умчался прочь.
Я направился в сторону кормы, и Вольф отступил в сторону, освобождая руль.
– Это было впечатляющее зрелище, Алика-Дроув, – сказал он.
После того как я безупречно провёл лодку через гавань Паллахакси и привязал её у набережной, мы договорились встретиться на следующее утро.
Уже наступил вечер, когда я вошёл во двор, где хранились лодки. Я хотел убедиться, что с моей плоскодонкой всё в порядке; мне не удавалось взглянуть на неё в течение нескольких дней.
Пока я рассматривал корпус, обеспокоенный несколькими царапинами на лаковом покрытии подошёл Сильверджек, пошатываясь и потирая громадными волосатыми кулаками покрасневшие глаза.
– Надо было меня разбудить, парень, – сказал он. – Когда мы вернулись?
– Недавно.
– Я спал.
– Вы были пьяны.
– Ну-ну, парень, – он с тревогой посмотрел на меня. – Не стоит об этом распространяться, верно?
– Да чего вспоминать, – я повернулся, собираясь уйти, но он схватил меня за руку.
– Отцу не скажешь, а, парень?
– А почему бы, собственно, и нет? Я ещё расскажу и про то, как вы контрабандой доставляли спирт в «Золотой Груммет».
– Идём-ка со мной, Дроув, – спокойно сказал он, отпустив мою руку и давая мне возможность самостоятельно принять решение. Я пошёл за ним. – Садись, – сказал он, усаживаясь за свой стол и закуривая отвратительную сигару. – Нам надо кое о чём поговорить. – Твой отец – парл, и, я полагаю, ты думаешь так же, как и он. Теперь послушай меня. Здесь, в Паллахакси, мы бы и не знали, что идёт война, если бы не Правительство с его нормированным распределением, мёрзлыми ограничениями и мелкими грязными секретами. Мы продолжаем торговать с Астой, хотя приходится делать это исподтишка; мы продолжаем производить столько же рыбы и зерна, как и всегда, но Парламент заявляет, что мы не можем ими пользоваться, и забирает их у нас. Они говорят, что в городах на материке голод. Как же они управлялись до войны, хотелось бы мне знать? Мне кажется, что это война Парламента, не наша. Почему они не могут оставить нас в покое и воевать с астонцами сами – не знаю!
Голос его сорвался на крик, и я уставился на него.
– Хорошо, что не все думают так, как вы, – сказал я, воспользовавшись любимой фразой отца. Он крепко стиснул моё плечо.
– Все так думают, Дроув, – прошептал он. – Все. Ты скоро поймёшь, что у Парламента нет друзей здесь, в Паллахакси.
Я медленно возвращался в коттедж, погруженный в серьёзные размышления.
У меня было какое-то приподнятое настроение, и требовалось некоторое время, чтобы успокоиться; но когда я остановился на ступенях, которые вели на вершину утёса, и взглянул через гавань на стоявшие на якоре лодки, дома на противоположном склоне, среди которых был старый консервный завод, на людей, которые работали, развлекались и просто сидели на набережной, я понял, в чём дело.
Я любил город Паллахакси и всё, что было с ним связано, – лодки, жизнь, саму атмосферу. И если Паллахакси был против Парламента, дисциплины и ограничений, которые тот собой представлял, значит, и я тоже. Думаю, по мере того, как я всё больше осознавал себя как личность, я нуждался в комто или чем-то, с кем мог бы сверить свои чувства, и таковым оказался для меня Паллахакси. Поднимаясь дальше, я прошёл мимо старой женщины. Она выглядела измождённой и усталой, но непобеждённой; внезапно мне показалось, что она символизирует город под ярмом Правительства, и мне захотелось сжать её руку и сказать: я с тобой, мать.
Родители хотели знать все подробности нашего путешествия, но я представил им сокращённый отчёт, опустив проступок Сильверджека. Потом я задал вопрос:
– Папа, мы встретили человека, который ловил рыбу, и у него был астонский акцент. Он вошёл в устье, и мы направились следом, чтобы выяснить, кто он, но нас туда не пустили. Что может делать астонец возле нового завода?
Отец улыбнулся с разочаровывающей непринуждённостью; похоже, у него было хорошее настроение.
– Он может там работать, Дроув. У нас есть несколько беженцев – это люди, которые родились в Эрто, но жили в Асте, когда была объявлена война, и которым удалось выбраться оттуда до того, как они были интернированы.
Некоторые из них жили в Асте с детства, но им всё равно пришлось бежать, иначе бы их арестовали.
– Они потеряли всё, что у них было, – добавила мать. – Вот какие злодеи эти астонцы.
Глава 8
На следующее утро после завтрака я отправился на набережную. За последние несколько дней яркий солнечный свет сменился лёгкой туманной дымкой, которая предшествует наступлению грума, но, тем не менее, день был прекрасный, и я втайне надеялся, что он пройдёт без каких-либо чрезвычайных событий. Морских птиц было меньше, чем обычно; большая их часть уже улетела на север, чувствуя приближение грума. На рыбном рынке было не слишком оживлённо, но я ненадолго остановился, чтобы понаблюдать за аукционистом, Продающим разнообразный улов. Скоро, когда начнётся грум, день уже будет недостаточно
