всегда любить ее, но любить призрак — леденящее душу удовольствие. Тебе нужна живая спутница, которая разделит с тобой славу твоего правления, когда все пойдет так, как нужно, и будет сжимать тебя в объятиях в совсем иной темноте.
Бледная кожа Септаха Мелайна покраснела от возбуждения, вызванного собственным красноречием.
Престимион изумленно смотрел на него. Такая самонадеянность переходила всякие границы. Септах Мелайн был самым привилегированным из его друзей; лишь он один в целом мире мог так разговаривать с ним. Но его речи переходят всякие границы и способны лишить его всех привилегий.
Сдержав себя немалым усилием воли, Престимион спросил:
— И у тебя есть кандидатура на эту должность, полагаю?
— Есть. Эта женщина, Вараиль, из Ста.
— Вараиль?
— Ты любишь ее, Престимион. О, только не надо засыпать меня возражениями! Для меня это совершенно ясно.
— Я ее видел всего один раз, не более часа, когда приходил под фальшивым именем и с накладной бородой.
— Чтобы это произошло между вами, понадобилось не более пяти секунд. Она вонзилась в твою душу так же глубоко, как топор дровосека в дерево, и высекла такие искры, что вся комната осветилась.
— Наверное, я сделан из металла, если топор может высечь из меня искры? Или из камня.
— Ошибки быть не может: она создана для тебя, а ты — для нее.
Престимион обнаружил, что ему нечего возразить.
И все же возмутительно подвергаться такому вторжению в личную жизнь, даже со стороны Септаха Мелайна. Он потянулся за бутылкой вина, стоящей между ними, и задумчиво подержал ее в руках, перед тем как наполнить бокалы. Наконец, он произнес:
— То, что ты предлагаешь, невозможно. Вараиль — простолюдинка, Септах Мелайн, а ее отец грубое и невоспитанное животное.
— Ты женишься не на ее отце. Что касается ее самой, коронали много раз женились на простолюдинках. Я найду исторические книги и приведу тебе примеры, если желаешь. Во всяком случае, все аристократы произошли из простых семей, если забраться достаточно далеко в прошлое. Я не хочу никого оскорбить, Престимион, но разве не правда то, что предки самой благородной семьи Малдемаров были фермерами и виноделами?
— Много веков назад, задолго до правления лорда Стиамота, Септах Мелайн. К тому времени, когда он начал строить Замок, мы уже принадлежали к числу знатных семейств.
— А ты зажмешь нос и сделаешь Симбилона Кайфа графом или герцогом, и, мне кажется, он будет не первым вульгарным жадным ростовщиком, который удостоится такой чести. А после этого ты сможешь сделать его дочь королевой.
Теперь Престимиону приходилось сдерживаться, чтобы не выгнать Септаха Мелайна из комнаты. Он старался обрести внутреннее спокойствие, и ему это удалось. Он ответил ровным голосом:
— Ты меня поражаешь, друг мой. Я согласен с тем, что вечно горевать о Тизмет было бы безумием и короналю следует обзавестись супругой. Но неужели ты действительно хочешь женить меня на женщине, с которой я был знаком менее часа? Отбросив в сторону вопрос о ее низком происхождении, я напоминаю тебе, Септах Мелайн, что мы с ней совершенно друг друга не знаем.
— Это можно легко исправить. Она сейчас находится в Замке. На следующей неделе она предстанет перед тобой на королевском приеме Как я уже говорил, если ты предложишь ей стать фрейлиной в Замке, она не откажется. А затем будет масса возможностей для вас…
Гнев Престимиона, который мгновение назад готов был выплеснуться наружу, растворился в хохоте.
— А, теперь я все понял! Ты очень тщательно все подстроил, не правда ли, помахав перед их носом этим приглашением на прием?
— Это было необходимо, чтобы купить ее молчание, не то Симбилон Кайф узнал бы, кем были те три торговца, которые пришли к нему за займом.
— Это ты уже говорил. Интересно, нет ли более простого способа все устроить? В любом случае, Септах Мелайн, давай покончим с этим Я хочу, чтобы ты понял: что в настоящее время я очень далек от мыслей о браке. Это ясно?
— Все, чего я прошу, — это чтобы ты воспользовался возможностью узнать ее немного лучше. На это-то ты хоть согласен?
— Я вижу, что для тебя это важно.
— Важно.
— Тогда согласен. Но я это сделаю только ради тебя.
И не питай никаких ложных надежд, дорогой друг. Как бы тебе этого ни хотелось, я не собираюсь обзаводиться женой. Если тебе не терпится устроить в Замке свадебные торжества, можешь сам на ней жениться.
— Если ты откажешься, — легкомысленно ответил Септах Мелайн, — тогда женюсь я.
5
При лорде Конфалюме, а до него при лорде Пранкипине существовал обычай: во вторую субботу каждого месяца устраивать официальный прием у короналя.
Выдающихся граждан государства приглашали к короналю, и он оказывал им честь, уделяя каждому несколько секунд своего внимания. Престимион, хоть и считал этот обычай бессмысленным и даже неприятным, понимал его пользу для формирования тех связей, через которые осуществляется правление. Мгновение, проведенное в присутствии короналя, останется в памяти подданного на всю жизнь, человек всегда будет считать себя в каком-то смысле связанным с величием и властью правителя, и это придаст ему силы и наполнит глубокой благодарностью и вечной преданностью.
Престимион всего в третий раз после своего восшествия на престол нашел время для подобного приема.
Поскольку прием у короналя был в основном актом политического спектакля, он нуждался в тщательной постановке и репетиции. Среди прочих вещей ему пришлось потратить час или два накануне вечером и вместе с Зельдором Луудвидом, распорядителем, ответственным за подобные события, просмотреть программу мероприятий. При этом он старался запомнить какой-нибудь лестный факт о каждом из приглашенных.
Затем, в день церемонии, по крайней мере еще час отняла процедура одевания. Он должен выглядеть царственно величественным. Это означало надеть не просто какой-нибудь наряд в традиционных зеленых и золотистых тонах, которые символизировали должность и власть короналя. Это означало разодеться с изысканной роскошью: в различные сочетания меховых накидок, шелковые шарфы, жесткие пышные эполеты, диадемы, драгоценности и всякие прочие излишества. На него надевали то одно, то другое украшение, потом снимали, потом снова надевали, пока не добились необходимой степени величия.
Сегодня основным костюмом был свободный, с завышенной талией, золотистый бархатный дублет, с прорезями на груди и спине, открывающими зеленую шелковую сорочку под ним. Широкие рукава-крылья дублета, также разрезанные у локтей и тесно облегающие запястья, завершались кружевными отложными манжетами, частично скрытыми красивыми перчатками с раструбами из красной кожи. Сапоги с отворотами были из той же кожи, а выше виднелись зеленые шелковые чулки.
Сапоги вызвали некоторое замешательство, поскольку их подошва была утолщенной, что добавило к его росту два дюйма. Престимион уже давно примирился с тем, что он не так высок ростом, как многие другие мужчины, и это его совсем не волновало. Он даже редко вспоминал об этом. Искусственная прибавка в росте, которую давали эти сапоги, его оскорбляла, и он попросил, чтобы их унесли и заменили обыкновенной парой. После пятнадцатиминутной задержки обнаружилось, что в гардеробе нет других сапог такого цвета, который подходил бы к остальному костюму, и поэтому ему придется начать одевание сначала — в золотой дублет другого оттенка. Это вызвало у него бурную вспышку гнева, потому что и так уже было слишком поздно. И в конце концов он надел сапоги на платформе, хотя тот факт, что он смотрит на мир с высоты на два дюйма большей, чем обычно, его смущал.
