Рослый, атлетического сложения мужчина, вбежал во двор и принялся разнимать дерущихся.
— Десять палочных ударов ты получишь дома, — сердито вскричал Тутанхамон, опуская меч.
— Слушаю и повинуюсь, мой повелитель. Но лучше мне быть побитым, чем, — он обернулся к царю Куша, — чем кому-то убитым. Зачем умирать в день своего хеб-седа?
— Ах, Тутмос, Тутмос, — вздохнула царица.
Эйе торжествующе повернулся к ней.
— Я же говорил — он в Куше, — ехидно напомнил он.
Тутмос подошел к Нефертити, почтительно скрестил руки на груди, поклонился.
— Моя царица, прошу меня простить за столь неожиданный отъезд. Мой брат решил жениться на рабыне из Финикии. Возникли трудности, устранить которые смог только я, применив служебное положение.
Эйе, завистливо наблюдавший за Тутмосом и Нефертити, решил отличиться.
— Тебя видели с этой самой рабыней. Очень красивая, говорят. Ничего не скажешь.
Тутмос пропустил адресованные ему слова мимо ушей и, не спуская пылкого взгляда с царицы, пояснил:
— Это мой родной брат. Царице, наверное, известно, что мы близнецы.
Царица промолчала, глядя не на Тутмоса, а куда-то мимо. Казалось, она вся была поглощена своими мыслями и ничего не замечала вокруг. Наконец она подняла голубые глаза на Тутмоса.
После смерти мужа Нефертити дала себе зарок — не выходить замуж. Однако жречество никак не было согласно с её решением. Сороковой день траура был не за горами. Египет ждал нового фараона. Эйе и сторонники торопили царицу — выбери мужа, нового царя. Но крутой и своенравный характер царицы не позволял переступить гордыню. Вдобавок ко всему, она просто не хотела выходить замуж не любя. Дни летели быстро. И вот тогда-то она приняла решение. После снятия траура провозгласила фараоном мужа старшей дочери — Сменхкара, который, сохранив приверженность религиозным догмам Эхнатона, рьяно принялся за старое. Фиванские жрецы, затаив злобу против нового царя, искали удобного случая, чтоб рассчитаться с ним и вернуть себе былое благополучие. Тутмоса тогда она ещё не понимала…
— Когда можно будет приступить к прерванным работам, Тутмос?
Кушский царь придвинулся к Тутанхамону, обиженно отвернувшемуся от всех.
— Прости меня, Небхепрура. Я погорячился. — Затем он повернулся ко всем. — Приглашаю на праздничный обед.
Тутмос подался вперед, приблизившись к царице, и тихо ответил:
— Богиня моя, строительство твоего дома будет завершено к началу второго месяца Всходов.
Тутанхамон дружески похлопал по плечу недавнего обидчика.
— Я прощаю тебя, кушский царь. К тому же, если признаться честно, захотелось поесть.
Кушский царь знаком подозвал слугу.
— Обедать будем здесь. Дорогой Небхепрура, ты не возражаешь? Здесь так прохладно…
— Отлично, отлично.
«Ты ещё попляшешь, мальчишка», — подумал хозяин, а вслух произнес:
— Передай повару — если попадется хоть одна кость, пусть пеняет на себя.
Тутанхамон поднял руку.
— А мне только поджаренные ребра.
Присутствующие удивленно переглянулись, но смолчали. Фараон Куша тупо захлопал глазами.
— Мой фараон, — обиженно выдавил он, — в нашем городе не принято угощать костями.
— А я хочу поджаренные ребрышки, — упрямо повторил Тутанхамон.
Эйе решил отомстить за уязвленные чувства мудреца и отвергнутого любовника.
— Мой фараон, не забывай — мы в гостях, — повысил он голос.
Тутмос вопросительно взглянул на царицу.
— Я не понимаю его.
— Мой зять совсем ещё ребенок. Так и норовит против течения.
Тутанхамон поднял руку.
— Довольно, — вскричал он Эйе. — Египтом правлю я. И не смей мне больше указывать. — Затем он повернулся к слуге. — Слушай мой приказ. На первое — всем подать овощной бульон. На второе — поджаренные кости. Десерт — на усмотрение хозяина, царя Куша. Мясо животных немедленно отправить на рынок. За невыполнение данного приказа все виновные будут жестоко наказаны. Ты понял?
Слуга тотчас склонил голову.
— Теперь иди.
Наступила напряженная пауза. Все понимали, приказ есть приказ. Небхепрура не прощает провинившихся. Он уже успел наказать Ипи по дороге в Куш десятью палочными ударами.
Молчание нарушил осмелевший на правах хозяина кушский царь.
— Мой фараон, прости, но это самый нелепый приказ, который я когда-либо слышал. Я повинуюсь, но простолюдины просто обнаглеют.
— Этим, кстати, я укрепляю твою власть.
— Боюсь, что подрываешь.
Тутанхамон безнадежно развел руками. Никто не желает считаться с его дальним прицелом в политике.
— Никто мня не понимает. Никто. Вот что меня печалит.
Тутмос подошел к Тутанхамону, поклонился.
— Мой фараон, царица Нефертити отказывается от обеда.
Нефертити раздраженно дернулась.
— Овощной суп успел надоесть уже в дороге, — зло бросила она.
Эйе воздел руки к небу, обращаясь к нему.
— Могущественный Египет начал разлагаться. Я тоже отказываюсь от обеда.
Двенадцать рабов, тяжело дыша, приволокли огромный золоченый стол с резными рожками. Четверо внесли во двор массивный золотой трон, предназначенный фараону Египта. Вскоре подошли и слуги с яствами на подносах.
— Дорогие гости, — обратился хозяин Куша, — не будем ссориться. Перекусим и посветлеем в мыслях. Уважаемый Эйе, садись здесь, рядом со мной. Дорогой Небхепрура, сюда, во главу стола, так, так. — Улучив момент, он прошептал Эйе:
— Потом поговорим.
Тутанхамон, едва усевшись, принялся за еду.
— Жареные ребра — моя слабость. Рекомендую всем.
Нефертити недовольно фыркнула, однако уселась.
— Простые египтяне скоро ожиреют, а мы превратимся в свору облезлых собак.
Тутмос услужливо протянул ей горячие лепешки и, когда Нефертити протянула руку, он легонько прижал её палец.
— До конца своей жизни буду служить тебе с собачьей преданностью. Верь мне, — страстно прошептал он.
— Не все собаки преданны, однако, — вполголоса заметила она.
— Ты не просто царица. Ты царица моей души, моей жизни. Ты гимн любви. Я всю жизнь любил тебя. Потому и не женился. Попрошу Небхепруру… Хочу официально…
Царица покачала головой.
— Не надо. Повремени немного. Построим дом, а там будет видно.
— Объедение, — причмокнул Тутанхамон, закончив трапезу.
Кушский царь тоже одобрительно закивал.
— По чести говоря, не ожидал. Вкусно…
— Вкусно, — передразнил его Эйе. — Каждый день даже жена надоедает.
Общий смех действительно развеселил. Заулыбались даже телохранители фараона, обычно суровые.
— Ловелас ты старый, Эйе, — пошутил Тутанхамон.
