– Да я и не беру. Я к вам с просьбой…
– С какой это просьбой? – критически глянул старшина.
– Подработать здесь хочу…
– Ботинки у меня чистые, так что вали отсюда.
– Да нет, я не по ботинкам знаток, я по прошлому и будущему специализируюсь. Хочешь, кстати, скажу, когда звездочки на погоны получишь?
– Когда? – автоматически спросил старшина.
Лицо его напряглось.
– В мае, – сказал Евгений Евгеньевич, мистически улыбаясь. – До апреля ты совершишь подвиг при исполнении служебных обязанностей, потом немного полежишь в больнице, подлечишься, а в мае сразу станешь лейтенантом.
– Врешь ты все… – пробормотал старшина, не зная, радоваться ему или огорчаться.
В одно мгновение перед его глазами прошли полгода. Он увидел себя с непривычным пистолетом в руке и бешено бьющимся в груди сердцем, потом – удивительно бездарную стычку с бандитами, в которой остался крайним, потом белую медицинскую палату с испуганно-сосредоточенными докторами, стоявшими над ним, безбожно искромсанным, с трубками в носу, капельницами в венах и еще где-то. В финале фантазии или прозрения были инвалидная палочка, медаль, лейтенантские звездочки и жена, всхлипывающая и обнадеженная.
– Врешь ты все, – повторил старшина, неприязненно посмотрев.
Все было так хорошо – сытное место, нежадный начальник, а тут на тебе, принесла сорока на хвосте тяжелое ранение плюс костыли.
– Конечно, вру, если подвиг не совершишь. Подвиги, знаешь ли, не в моей воле. Кстати, мне сейчас в голову пришло, что зовут тебя… Степой. А жену с дочкой Любой и Леной соответственно.
В глазах старшины мелькнула радость: 'Врет, собака!!!', и Смирнов поправился:
– Нет, наоборот. Жену зовут Любой. И еще вы сына проектируете.
Степа разочарованно опустил плечи.
– Правильно…
– Естественно. Мы, дорогой мой, веников не вяжем, – сказал Евгений Евгеньевич важно. И, усмехнувшись, измыслил: 'Из тяги человека к чуду всегда получаются прекрасные кукольные ниточки'.
Старшина, некоторое время стоял, разглядывая толпу взглядом, мало помалу становившимся профессиональным, затем спросил:
– А без подвига никак нельзя лейтенантом стать? Ну, хотя бы младшим?
– Без подвига – это не ко мне. По поводу присвоения внеочередных воинских званий без подвигов, обращайтесь, пожалуйста, вон к той даме.
Евгений Евгеньевич указал подбородком на цыганку, подобострастно охмурявшую невдалеке женщину средних лет. Поглядев на усталое, никогда не согревавшееся счастьем лицо последней, старшина смирился с участью и покорно посмотрел на возмутителя своего спокойствия.
– Так что, можно мне погадать? – спросил тот деловито. – Двадцать процентов твои. Ну, и поможешь по ходу дела. Ты парень умный, сообразишь, что и как.
– А как помогу?
– Ну, подходи время от времени и смотри на меня, как на… ну, как там у вас министр называется?
– Грызлов, что ли?
– Ну да, смотри на меня как на Грызлова, я имею в виду с пиететом и уважением.
– Хорошо. Только ты имей в виду, что через три часа я с напарником меняюсь.
– Заметано.
Пожав руку старшине, Смирнов пошел за киоски, отыскал там картонный ящик из-под колумбийских бананов, аккуратно отрезал ножом от него клапан и черной ручкой принялся выводить надпись:
Подумав, добавил снизу:
Затем полюбовался на плоды своего творчества и, неожиданно представив мозолистую и потрескавшуюся мужскую ступню, в оставшееся место втиснул:
Следующие десять минут он приводил себя в порядок – причесался, подрезал усы, переоделся в парадную рубашку и джинсы (приехал он в Утриш в шортах и выцветшей от пота и солнца майке). Удовлетворившись внешним видом, закинул рюкзак за спину и двинулся на площадь.
23.
На следующий день после ночного эксперимента (удачного, как он счел), Олег заехал пораньше к Смирнову на квартиру и узнал от прибиравшейся хозяйки, что тот только что съехал.
Он не расстроился, так как знал, что обладатель кола Будды либо перебрался в Крым, либо просто переменил квартиру, либо, что, вероятнее всего, пошел назад, в Туапсе, чтобы уехать оттуда в Москву. Если
