– Ест, как ненормальный. Опухнешь, дурачок! О! И в другой дырке голова показалась! И тоже ест, как мышь! И в третьей! Идите, посмотрите (это Баламуту с Трахтенном). Мы им, по-моему, до лампочки.
Баламут с Трахтенном подошли и уставились в муравьев, самозабвенно выедающих хлебные затычки пробоин.
– Они растут, – наконец, сказал Трахтенн.
– На глазах, – сказал Баламут.
– От хлеба, – сказал Трахтенн.
– У нас есть хлеб? – спросил Баламут.
– Есть, – ответил регенерат и побежал к столу.
Спустя пару секунд они сооружали у двери полосу препятствий (или ловушек) из жеваного хлеба. После того, как она была готова, рты, естественно, у всех пересохли, скулы болели, но настроение поднялось много выше среднего. Когда от булки остался один только кончик, глупый регенерат Гена, хотел зарядить его в машину, но умный Баламут остановил его.
– Не нужно хлеба! Я жевать больше не хочу. Пусть она жует. – И указал на бетономешалку.
Согласно кивнув, регенерат Гена старательно разжевал во чрево машины оставшийся кусочек булки. После того, как крышка смесительного барабана была закрыта, Коля нажал на синюю кнопку, затем нежно погладил бок бетономешалки и сказал:
– Давай, лапушка, полный бак, давай!
Через час было установлено, что муравьи ничего, кроме жеваного хлеба, есть не хотят и что от него они растут, как грибы. Приняв эти факты к сведению, обитатели отсека засыпали все пространство в коридоре перед дверью жеванкой и сели заканчивать свой прерванный ужин. По его завершению Трахтенна осенила идея, как бороться с манолиями-мутами.
– Будем их на живца ловить! – воскликнул он, загадочно глядя на Гену. – Наделаем регенератов десяток, как предлагал Николай, и будем на них ловить.
– С меня, что ли, хочешь начать? – спросил тот, невозмутимо вычищая кусочком хлеба блюдо из-под салата оливье.
– Давай с тебя, если ты, конечно, не против...
– А что надо делать? – поинтересовался Гена, отставляя в сторону вычищенное до блеска блюдо ('Теперь оливье у нас не будет...' – оценив качество работы своего двойника, пробормотал себе под нос Коля, большой любитель отечественного салата).
– Понимаешь, – начал объяснять Трахтенн, – Манолия видима и уязвима лишь в тот момент, когда ест. В это время надо просто ударить ее чем-нибудь острым в тазовый нервный узел – он таким радужным светом светится – и все, увянет навеки как миленькая.
– А это не больно?
– Что не больно?
– Ну, им внутрь попадать? Жуют они или целиком проглатывают?
– Нет, совсем не больно! Напротив, приятно, даже очень, – ответил Трахтенн Гене и рассказал, какую роль играют нормальные Манолии в сексуальной жизни Марии.
– Тогда я согласен, – не выражая лицом никаких эмоций, ответил регенерат Гена и взглядом попросил Баламута разлить оставшуюся водку. Баламут разлил и пошел к машине, чтобы та 'порожняк не гоняла'.
Но генератор не включался. Не включился и после того, как Коля его погладил и облобызал.
– Сломалась, что ли? – не на шутку встревожившись, обратился он лицо к Трахтенну.
– Это у вас на Земле все ломается! А наши мариинские приборы – никогда, они сами себя регенерируют.
– А почему она тогда не работает?
– По-моему, она решила, что нам хватит, – улыбнулся пьяненький инопланетянин с сарказмом во взоре.
– Хватит? – разъярился Баламут. – Мне хватит!? Да что, она – жена мне!!? – И замахнулся на бетономешалку.
– Ты бы ее не обижал... – посоветовал Гена, неодобрительно глядя на своего двойника. – Нам без нее тоскливо будет. Негде будет охотников на манолий регенерировать.
– Тоже мне защитник! – рассвирепел Николай. – Много говоришь! Поумнел, что ли?
– Да, похоже... – закивал регенерат. – Несколько минут уже, как всякие мысли в голове бегают. Непривычно даже как-то.
– А как же манолий на тебя ловить? – озадачился благородный Баламут. – Если ты такой, как все, значит...
– Значит, кто-то из нас должен добровольно согласиться идти первым, – закончил за него Трахтенн. – Или надо бросать жребий.
– Череп с костями, что ли рисовать?
– Да.
– Ну, давайте рисовать... – осклабился Баламут. – Надо только перед тем, как на смерть идти, оставить в загашнике ногтей, волос и перхоти... Чтобы, значит, возродиться из них после гибели.
