твоей груди.
– Ой, я сейчас кончу.
Героиня, закатив глаза и распластавшись по асфальту, принялась разминать свои силиконовые груди. Таз ее страстно заколебался.
– А поесть у нее найдется? – поинтересовался герой, умело помогая девушке указательным пальцем. – Я проголодался как волк.
– По дороге... купим. Она... худеет. А-а-а!!!
Карлито одобрительно похлопал девушку по бедру:
– А ты заводная... Ну, так что, поедем?
– Поедем... – прошептала заводная. – Сейчас... Только приду в себя.
Рука ее змейкой потянулась к паху Карлито.
– В машине придешь... – сказал он, решительно поднимаясь.
Наташа перестала рассказывать себе Маршака. Заснула. Теперь Вера точно не выйдет. «Вот жизнь!» – тяжело вздохнул я, изучая третий год не беленый потолок. На экран смотреть не хотелось.
Сексуальные оригиналы сели в открытую машину и уехали. Судя по звукам, они целовались на ходу.
«Наверняка бедро ей лапает... Внутреннюю поверхность. А ребром ладони втирается в половую щель, – подумал я и, взглянув на экран, горько усмехнулся: – Точно!»
И вновь вперился в потолок и задумался о беспросветной человеческой природе:
«О господи! Что это такое люди!? Я же очень так относился к бабе Фросе. Сидел с Васильевичем, когда ее со сломанной ногой в больницу увезли. Осенью отдавал ей морковную мелочь и излишки свеклы. Она дарила цветы и опавшие груши... Так тепло разговаривали... И испытал эрекцию, слабую, но эрекцию, представив себя с Верой у ее смертного одра. Трахающимися. И как после этого я могу винить свою бедную жену?
...Могу. Я всего лишь в мыслях представил гадостный грех, а она его совершает. Трахается у трупов убитых ею людей? Ну, не трахается, я что-нибудь другое. Мастурбирует, например. Все маньяки сдвинуты на сексуальной почве. На страхах и тому подобное. Вон, Светлана Анатольевна. Вечно насупленная. Ни разу при мне мужа не поцеловала. А на свадебных фотографиях? Как-то раз я ими любовался. Юрий Борисович довольный, как ясно солнышко, а она как будто аршин проглотила. Не иначе у нее что-то с половой психологией. И дочке все передала по наследству...
Дикий визг разорвал тишину. Импульсивно посмотрев на экран, я увидел, как любительница соитий в обществе кровоточащих трупов корчится на белых шелковых простынях. Глаза вытаращены, из горла торчит серебряный нож для фруктов. Из раны фонтаном бьет венозная кровь. Пена розовая изо рта. А рядом ее возлюбленный. Карлито. Как машина для забивания свай.
Плюх, плюх, плюх.
А под ним подруга убиенной. Карменсита. Довольная, как будто только что открыла закон всемирного тяготения. Возбужденная, счастливая дикая улыбка, лицо под струи крови подставляет... И тоже плюх, плюх, плюх.
Вот голливудчане! Умеют же! Спасибо им. За визг. Который Веру разбудил. Повздыхав на кровати, она поднялась, приоткрыла дверь, личико выставила и сказала недовольно:
– Не выключишь эту гадость, не выйду.
Выключил, конечно. Что было потом! Тигрицей на меня накинулась. И я на уши встал. Такой раж на меня нашел. Нет, не грубый, грубости Вера не терпит. Она любит прелюдии с ля-ля и обходительность.
А я – самец, что уж скрывать. Все эти трали-вали... «Ах, какая ты любимая!», «Я вне ума от тебя», «С каждой секундой я люблю тебя все больше и больше»... Это все надоедает. Не будешь же все это по три- четыре раза в неделю повторять? Сто шестьдесят раз в год? А придумать что-нибудь новенькое с годами становиться все труднее и труднее. Да и зачем это нужно? Мне нравится ее худенькое нескладное тело, мне нравиться целовать ее носик, шею и все остальное, вплоть до внутренних губ и малюсенького клитора, мне нравиться бить ее телом, мне нравится кончать в ней и потом видеть, как из влагалища вытекает сперма.
И она знает это. Как и то, что я ни о какой другой женщине и не помышляю. Ну, может быть, иногда помечтаю. Груди у нее почти как тряпочки – я настоял, чтобы Польку грудью до года кормила. И нетривиального секса не любит. Совсем как провинциалка. И, что вообще непонятно, минетом брезгует. Говорит, что у меня слишком много женщин было... И член у меня потому как бы обобществленный.
...Минет мне тоже не очень нравиться. Особенно плохо исполненный. Или Верин, через силу. Но в принципе он нужен. Для возбуждения в некоторые неблагоприятные дни. И для откровенности. Как расписка в искренности. А вот в попочку иногда... Еще до Веры одна подружка меня в свою затащила. Я неделю полоумный ходил. А потом приелось. Лучше вагины для этого дела природа пока ничего не придумала. Клянусь. Но для разнообразия не мешает. Особенно во время менструаций. А Вера – нет. Не хочу, мол, и неприятно...
Ах, какой она в тот вечер была живой и ласковой! Ах, какая она была кисонька, какая лапушка! Как я воспылал!
Раз-раз-раз! Пять раз медленно, шестой быстро.
Раз-раз-раз! Маньячку кровожадную!
Раз-раз-раз! Ты людей убиваешь, а я тебя трахаю!
Раз-раз-раз! Я из тебя тазом всю дурь маньяческую выбью!
Раз-раз-раз! Как сладко!
О-о-о! Я сейчас умру!
