– Не трогай моих друзей! – сжав кулачки, перебила меня Вера. Глаза ее сверкали праведным гневом.
– Как ты защищаешь своих товарищей по несчастью! Меня бы так защищала от родственничков своих!
– Несчастный... Ты ничего не понял...
– Чего я не понял? – замер я, поняв, что мне сейчас врежут по мозгам десятикилограммовой кувалдой.
– Не понял, почему я замуж за тебя вышла...
Я моментально сник. Мне захотелось незамедлительно отпустить Веру на все четыре стороны, а самому умереть в этом светлом чистом подвале, в подвале который выглядит стократно чище моей непутевой жизни. Но сил развязать веревки у меня не было – с пачкой сигарет насилу справился. А супруга продолжала метать словами:
– Ты что, думал, я по любви за тебя вышла? Просто ты был прекрасной кандидатурой! Казался прекрасной кандидатурой! Помнишь, я болела на следующий день после первой нашей ночи? Почернела вся и осунулась? Ты знаешь из-за чего? Печень у меня схватило! Пока я была в туалете, ты подлил мне вина из своего фужера, вина, в которое я с таким трудом порошки всыпала! Хорошо, что я всего глоточек выпила.
– Ну, ты даешь... – только и смог я вымолвить.
– А ты, плебей несчастный, не стал эту отраву пить, а принялся за пиво... Это же надо, пиво с вином мешать! И подливать даме из своего фужера! Хам, Быдло!
– Я просто боялся опьянеть. Ты знаешь, у меня, у пьяного, не очень хорошо получается.
– Не очень хорошо получается! – продолжала пылать Вера. – Я тетку из дому выставила, сказала, что клуб наш собирается, тебя убедила, чтобы на работе не болтал о нашей встрече, переулком, крадучись, привела, а ты пить не стал, да еще потом фужер на стол опрокинул!
– Да уж прости! Волновался. Я всегда волнуюсь в первый раз. А куда бы ты мое тело выбросила?
– Как куда? В выгребной колодец у забора. Он глубиной метров семь, ты же знаешь.
«О, господи! Этот колодец! В иранском моем видении она в него кого-то забросила! Того, чей крик я слышал по телефону!»
...Конечно же, я знал этот колодец. Его чистили раз в три года, такой он был бездонный. С переулка подъезжала машина с шести кубовой цистерной, вы знаете, как она в просторечье называется, тесть выбивал доску из забора и опускал рукав в переполнившееся чрево выгребной ямы.
– Во мне же девяносто килограмм... – растерянно пробормотал я, придя в себя и представив, как надрывается Вера, таща мое тяжелое тело к достойной меня могиле.
– Я загодя к входной двери тележку поднесла. Знаешь, такая черная, двухколесная? Она обычно в сарае валяется...
– Я тебе сочувствую... – протянул я, вспомнив тележку, на которой частенько забавы ради катал по двору Наташу. – Сколько хлопот из-за одного оргазма. Слушай, а почему ты все-таки замуж за меня пошла?
– Из принципа. Семь раз ты выскальзывал из моих рук! На Новый год таблетки съел и почему-то не умер, на Старый Новый год напоила допьяна, и с обрыва клязьминского столкнула, но ты не разбился. Неделей позже с отчаяния ночью ножом тебя хотела зарезать, но ты вдруг так страшно захрапел, что я испугалась...
– Бедняжка! – покраснел я. – А на Старый Новый год я не от хитрости не умер, а от передозировки молдавского букета. Да и амаретовка впрок не пошла. Вынесло меня, понимаешь...
– Вот так всегда. Я неделю готовлюсь, а ты что-нибудь выкидываешь.
– А почему ты дочку мне родила? Кстати, мать, наверное, уже ушла. И Наташа сейчас с теткой сидит.
– Почему родила, почему родила... Я же женщина... Захотелось родить... Как все... Инстинкт продолжения рода – это неодолимо.
– Понятно. Давай, рассказывай по быстрому, за что Ворончихиных и Маргариту и Тамагочей прикончила. Мне еще напиться надо и в милицию попасть, чтобы не заподозрили, что я с тобой тут валандался...
– Так ты и в самом деле убьешь меня?
– Я же сказал, что жребий будем метать. А бог не фраер, он все видит, и выиграть тебе не позволит.
– Бог... – усмехнулась Вера. – Он сам захотел, чтобы я такой стала. А что касается Ворончихиных... Ты же знаешь, Митька любил меня. Любил, хотя и понимал, что я ему не пара. А я три года без оргазма жила...
– Три года? – обиделся я.
– С тобой я вообще не кончала...
Я покраснел снова, густо покраснел, и спросил, чтобы вконец не расплавиться:
– Так чем же перед тобой Ворончихины провинились?
– Зачем тебе это, ведь ты Митьку совсем не знал? Поздно уже, потом, если захочешь, расскажу...
Услышав «потом расскажу», я вздернул бровь. Вера усмехнулась этому моторному движению и посмотрела на меня с некоторым уважением. Посмотрела и продолжила:
– В общем, позвонила я Митьке на работу и договорилась с ним встретиться в кафе у Никитских ворот.
