— Дверь действительно была открыта, когда я вбежал в спальню родителей. Но я был в таком состоянии… Не удивительно, что забыл…
«Ну и наглец!» — чуть не вырвалось у Гольста.
Он, ни слова не говоря, перекрутил пленку на магнитофоне, нашел нужное место.
«Дверь в их спальню была открыта или закрыта?» — раздался голос самого следователя.
«Закрыта», — прозвучал ответ Ветрова.
«Это вы хорошо помните?»
«Отлично помню!»
— Странное выпадение памяти, — заметил Гольст. — А о том, что на вашей майке и трусах были брызги крови, которые заметила при стирке Ольга, вы тоже забыли?
— Я мог нечаянно запачкаться, когда сдернул с отца одеяло, — парировал Ветров.
— Где вы стояли, когда сдергивали одеяло? — спросил Гольст.
— В ногах у отца.
— В какую сторону вы потянули одеяло?
Ветров задумался. Вероятно, почувствовал подвох в вопросе.
— Прошу вас ответить, — строго сказал Гольст.
— Ну, потянул на себя…
— На этот раз память вас не подводит?
— Нет, — не очень уверенно ответил Ветров.
Владимир Георгиевич нашел в деле фотографию места происшествия, ткнул в нее пальцем:
— Видите, ноги вашего отца торчат из-под одеяла. Выходит, что одеяло вы не трогали, Борис Александрович…
Ветров молчал.
Гольст закрыл папку.
— Я думаю, фактов достаточно, — спокойно сказал он. — Вы запутались.
— Вовсе нет! — Ветров вскочил со стула. — Все, что вы говорили и пытались доказать, — сущая ерунда! Я могу эти же факты истолковать по-другому!
Да, да! И не думайте, что напали на сосунка! — он распалялся все больше.
— Уверяю вас, я так не думаю, — не повышая голоса, ответил следователь.
— Вы тщательно готовились к преступлению. Все использовали. Мнимую распущенность вашей сестры, мнимую шизофрению отца… Вы даже изучали книги по криминалистике и другую юридическую литературу. Я ознакомился с ней у вас дома. В частности, с уголовно-процессуальным кодексом, что стоит в книжном шкафу. Он заложен на той странице, где говорится о прекращении уголовного дела. Кстати, день, когда дело о гибели ваших родителей было прекращено, вы пышно отметили в ресторане со своим другом Полонским. Не так ли?
— Не помню, — буркнул Ветров.
— Зато это хорошо помнит ваша знакомая, Стелла Виноградова. Вы тогда говорили, что теперь у вас в жизни есть все: деньги и свобода.
— Мало ли что можно наболтать, будучи под градусом. Знаете, если цепляться к словам…
— Слова словам рознь, — заметил следователь. — В тот же вечер той же Виноградовой вы заявили, что убийца часто попадается потому, что, совершив одно преступление, боится совершить другое. А жене как-то ттризнались, — Гольст открыл дело на нужном месте и процитировал: — «Если мне понадобится убить своих врагов, я полгорода перестреляю. Мне убить человека ничего не стоит».
— Пустая бравада! — запальчиво произнес Ветров.
— Но вы пошли-таки на убийство.
— Господи! Подумайте сами, что я выигрывал в случае смерти родителей?
Я ведь зависел от них! И материально, и, если хотите, морально… В конце концов, я по-настоящему любил их. Это подтвердит каждый, кто знает нашу семью. А Ларочка? Я в ней души не чаял!
— Вы говорили людям другое, — Гольст полистал дело. — Вот, например: «Мой отец как Плюшкин: тащит всякое барахло в дом. Над ним смеются».
— Кто это наклеветал?
— Это показания бабы Мани, тети вашей матери. Она же сказала, что вы родную мать называли курицей. Неумная, говорили, женщина, не знает значения слова «утрировать»… И вообще ваши родители — цитирую — «глупые, тупые мещане, совсем не близки мне по духу»…
— Ну, знаете! — Ветров задохнулся. — А баба Маня, если хотите знать, вообще выжила из ума! Старческий маразм!
— Нечто подобное о родителях вы говорили еще Ангелине Карловне, сестре отца, а также друзьям. Могу зачитать их показания.
— Не хочу слышать! — отрезал Ветров. — Завистники!
— О сестре вы тоже отзывались не очень-то нежно, — невозмутимо продолжал Гольст, листая страницы дела. — «Лариса — дура. Самое страшное, что с ней придется делиться дачей и всем, что останется от родителей».
— Кто?.. Кто все это выдумал? — Ветров от злости и волнения стал заикаться.
— Ваш приятель Геворкян. Эти слова вы сказали ему за три дня до убийства сестры.
— Врет! — выкрикнул Ветров. — Простить не может, что его девушка в меня влюбилась. Он меня ненавидит!
— Я этого не заметил. Геворкян уважает вас. Кстати, он помог вам организовать похороны, присутствовал на них.
Правда, его удивило, что вы тогда не пролили и слезинки…
— Слезы — бабское дело! — парировал Ветров. — Я вообще не помню, когда плакал. Говорят, в детстве я тоже не…
— Да нет, Борис Александрович, — перебил Гольст, — плакали. И даже рыдали.
— Это когда же? — подозрительно спросил Ветров.
— Может, вы действительно не помните… А ваша тетя, Ангелина Карповна, помнит. Вам было шесть лет. Вас повезли в Ялту. Мама и тетя. Отец выдал матери тридцать рублей, в старых еще деньгах, на мороженое и конфеты для вас. Мать истратила их по назначению. Вы же потребовали эти тридцать рублей себе. Мол, отец дал их вам. Сколько Надежда Федоровна ни убеждала, что деньги истрачены на вас же, вы не хотели этого понять, кричали на мать, плакали…
— Я действительно не помню этого, — мрачно заявил Борис. — И не пойму, куда вы клоните.
— Все туда же… Объясняю: почему вы убили сестру и родителей.
— Из-за тех тридцати, простите, поновому трех рублей? — усмехнулся Ветров. — Любой, даже малограмотный психолог посмеялся бы над такими выводами.
— Теперь сумма выражается куда более солидной цифрой. Одна дача сколько стоит! Кстати, какую цену вы запросили с Лебедянского?
— Кого-кого? — словно не расслышал Ветров.
— Лебедянского, — повторил следователь. — Который изъявил желание купить дачу.
— Да, я хочу ее продать, — с вызовом сказал Борис. — Что из этого?
— Странно. Если вы, как утверждаете, не убивали сестру и, естественно, не знали, жива она или нет, то как же могли начать переговоры о продаже дачи?
Ведь Лариса по закону являлась такой же наследницей, как и вы.
— Во-первых, я еще раз повторяю, что никого не убивал. Во-вторых, сестра еще маленькая и, будь она жива, я стал бы ее опекуном…
— Допустим. Но ведь на деньги, положенные на имя Ларисы в сберкассу до ее совершеннолетия, вы не имели никакого права. Однако же изъявили желание заполучить их. Выходит, знали, что сестра мертва?
После долгого молчания Ветров произнес:
— Вы основательно покопались в моей биографии. Но почему-то прошли мимо того, что я всегда бескорыстно помогал другим. Спросите в институте, бросил ли когда-нибудь Борис Ветров товарища в трудную минуту?
Сколько сил я потратил, занимаясь с Турковым, Геворкяном! Да мало ли? — он усмехнулся. — С чего вы
