невнимателен. Он, видимо, тоже не хотел сдаваться: а то сын решит, что он уже совсем старик. И когда уже батя, как говорится, стал клевать носом, я предложил ложиться…
Приехав с утра на работу, я первым делом связался по телефону с Агнессой Петровной. Она сообщила, что устроила отцу приём у известного специалиста по глазным болезням. Правда, только на послезавтра. Я начал её благодарить, но Агнесса Петровна перебила меня:
— Полноте, Игорь Андреевич, здоровье самое главное в жизни… Всегда рада помочь вам и Надюше, если это в моих силах.
Приятно было слышать, что оба мы в её понятии — единое целое…
Во второй половине дня позвонили из Института русского языка. Профессор Тихомирова, эксперт, к которой было направлено на исследование предсмертное письмо Залесскои. Она только что получила материалы и хотела уточнить некоторые детали. Чтобы не затягивать дело, я отправился в институт.
Тихомирова, крупная волевая женщина, призналась, что до сих пор подобную судебную экспертизу ей проводить не приходилось.
— А что вас смущает, Маргарита Федоровна? — спросил я. — Отнеситесь к этому, как к обычной своей научной работе. Нам необходимо выяснить, кто автор исследуемого письма. Что оно написано рукой Залесскои, установлено. Но ведь его мог составить другой человек…
— Это мне понятно. Подобной работой я занималась, когда это касалось какого-нибудь спорного литературного текста. Например, неизвестный отрывок стихотворения принадлежит, допустим, Пушкину или кому-нибудь другому…
— Вот-вот, — подхватил я. — Нечто подобное вам прелстоит проделать и в данном случае. Материала для сравнения достаточно?
— В принципе-да… Но одно дело научная статья, другое — судебная экспертиза. Оформление…
Я разъяснил, как обычно оформляется заключение. И в конце разговора спросил, сколько ей потребуется времени.
Тихомирова ответила, что она не представляет себе объёма работы, и пообещала позвонить.
Через день я был с отцом в Институте Гельм гольца на приёме у глазного врача.
Он.предложил отцу сделать операцию. Хотя сказал при этом, что особенного улучшения зрения может и не наступить: болезнь моего бати — явление возрастное. Ложигься в больницу или нет, глазник предоставил решать нам.
Отец колебался. И уехал домой посоветоваться с матерью.
Я позвонил в Одесскую прокуратуру, чтобы там выяснили, долго ли ещё Залесский будет лежать в больнице.
Оказалось, он выписался два дня назад.
Да, самое время встретиться с ним. Вот геперь и, кажется, был готов. А заключение Тихом ировой могли переслать мне в Одессу.
Я взял билет на самолёт.
Иногда парадокс «спеши медленно» оправдывается. За полчаса до Одессы наш самолёт завернули и посадили и Киеве, в Борисоглебском аэропорту, где продержали целые сутки.
Я решил не испытывать судьбу и перебрался на всепогодный вид транспорта
— поезд.
Одесса всгрегила меня отличной, ясной погодой. До городской прокуратуры я ехал на такси. Разговорчивый шофёр, по-одесски темпераментный, уверял меня, что так может быть только в Одессе: вчера шторм, дождь со снегом, а сегодня — солнце и штиль. При этом он несколько раз повторил, что везёт меня самым кратчайшим путём.
В прокуратуре сообщили, что номер в гостинице забронирован. Я уже хотел отправиться туда, но меня срочно попросили зайти в кабинет прокурора города: звонили из Москвы.
Это был Эдуард Алексеевич.
— Получено заключение от Тихомировой, — сказал он. — Ты оказался прав…
В его словах слышалось одобрение.
— А как бы его побыстрее сюда? — воскликнул я.
— А мы сделаем так: я дам распоряжение, заключение подвезут к рейсовому самолёту. Передадим через командира корабля.
— Отличная идея! — одобрил я.
— Номер рейса и фамилию пилота сообщим… А ты держи меня в курсе. — В голосе Эдуарда Алексеевича слышались незнакомые для меня нотки уважения. На прощание он пожелал мне успеха.
За окном сгущались ранние зимние сумерки. Небо было чистое и холодное.
После суматошного аэропорта и душного вагона прохладный полумрак гостиничного номера, уютная тишина подействовали расслабляюще. Не зажигая света, я смотрел на темнеющий квадрат окна. И думал о Наде. Нестерпимо захотелось услышать её голос. Я набрал её московский номер по автоматической междугородной связи. Телефон молчал. Попытался ещё и ещё. С таким же результатом.
Потом, как мне показалось, я задремал.
Звонок телефона раздался в абсолютной тишине и темноте. Я нащупал кнопку выключателя настольной лампы.
Брызнул ослепительный свет.
— Товарищ Чикуров? — прозвучал в трубке незнакомый мужской голос.
— Да, слушаю вас.
— Из прокуратуры города беспокоят. Дежурный прокурор Бондарев. Звонили из Москвы. Пакет передали. Рейс №1691. Вылетает в 20.25… Командир корабля…
— Минуточку, пожалуйста, я запишу.
Я достал ручку, блокнот и записал номер рейса и фамилию пилота.
А поздно вечером, вернувшись из аэропорта, я, признаюсь, не без волнения вскрывал пакет, пересланный мне из Москвы.
В заключении экспертизы говорилось.
«На исследование поступило предсмертное письмо Залесской А. С., начинающееся словами: „Мой милый! Я любила тебя так…“
На разрешение экспертизы поставлен вопрос: кто является автором (составителем) этого письма — Залесская Ангелина Сергеевна или Залесский Валерий Георгиевич?
Для сравнения представлены:, а) свободные образцы письма Залесской А.С. в виде сочинений по русской литературе за 10-й класс «Образы наших современников в произведениях А. Фадеева», «От Павки Корчагина до Юрия Гагарина» и др. в ученической тетради, дневник Залесской, датируемый от 28 мая до 20 августа (год не указан), письма без дат, начинающиеся словами: «Дорогая тётя Анфиса!», «Оля, здравствуй!» и «Дорогая Танька!», б) свободные и свободно-условные образцы письма Залесского В. Г. в автобиографии, отпечатанной на пишущей машинке (копия), письмо без даты, начинающееся словами «Милая Ириша!», письмо к Пащенко от 29 июня статьи из газеты (оригиналы) под заглавием «Солнце и море», «Толик, Настя и другие», «Надо ли дудеть в трубу», стихотворения под заглавием «Овраг», «Немножечко грусти и музыка», «Капля земли» (оригиналы).
Исследование.
Развитая письменная речь представляет деятельность, в основе которой лежит речевой навык индивида, характеризующийся стереотипно, то есть определённой устойчивостью структурно-языковых особенностей изложения. Письменная речь формируется на основе индивидуальных качеств человека: его психологического склада, умственного развития, культурного и образовательного уровня, круга интересов, среды, в которой рос, а затем работал и жил человек. Все это создаёт письменно-речевой комплекс в виде индивидуальной языковой системы, состоящей из семантических, лексических и грамматических структур, дающей идентификационный материал для установления автора того или иного текста.
Подходя с этих позиций к решению вопроса об авторской принадлежности предсмертного письма Залесской А. С., эксперты нашли нужным изложить следующее.
Основное информационное значение о составителе (авторе) текста имеют семантические признаки, не только передающие общее содержание документа, но и характеризующие стиль изложения, значение и выразительность слов, что, в свою очередь, неразрывно связывает эти признаки с лексикой и синтаксисом
