им сохранять равновесие. На первый взгляд это выглядело даже смешно, ибо они напоминали головастиков, вставших на короткие ходули.
Однако очень скоро смех у Лизы прошел. У каждого ил этих существ был один-единственный глаз, и этот глаз излучал такую силу и энергию, что ей стало страшно. Кроме того, видно было, что в их взгляде светится разум, познавший многие тайны и обладающий неукротимой волей. В посадке головы было нечто львиное и в то же время змеиное; гордость и дерзость сквозили во всех их движениях, дополняя и оттеняя блеск разума.
И все же их движение не имело видимой цели; куда они стремились, понять нельзя было. Казалось, будто они вышли на занятия утренней гимнастикой, хотя ясно было, что смысл их действий не в этом. Какое-то время Лиза пыталась даже выделить среди них «офицеров», готовых принять команду и повести свои войска в бой. Но тут ее внимание снова было отвлечено. Возле ее ног вдруг зашелестела трава, из нее вынырнул лебедь и, поднявшись в воздух, полетел к лесу. Вероятно, он давно уже находился здесь, потому что рядом со своими сандалиями Лиза обнаружила яйцо. Тут она почувствовала, что ей очень хочется есть, и решила взять яйцо в дом, чтобы приготовить его на завтрак. Однако, подняв его, она обнаружила на нем еще одну латинскую надпись, как на ошейнике олененка. Она прочла ее вслух, и она тоже показалась ей понятной, в чем не было ничего удивительного, потому что это были слова девиза, начертанного на знамени императора Константина: In hoc signo vtncet,[13]
Как назло, и тут глаза обманули уши: слово signo (знамя) было записано как cygno (лебедь)! Таким образом, вся фраза превращалась в каламбур: «сим лебедем победиши!» В тот момент Лиза не сознавала этого, но все стало ясно, когда она рассказала об этом сестре Кларе и назвала все слова по буквам. Потом ей пришло в голову, что это яйцо, должно быть, представляет собой большую ценность, поэтому она должна сберечь его — и в тот же миг она увидела, что лесные существа или «дети дуба», как она назвала их для себя, приближаются к ней.
Не зная, что делать, она готова была сражаться с ними — или бежать. Однако тут молния, которую во многих сонниках по ее архетипической природе связывают с дубом, разорвалась со страшным треском, озарив окрестности неверным мертвенным светом; расколотый дуб рухнул, и кругом раскатились удары грома. Не удержавшись на ногах, Лиза упала. Мир поплыл перед ее глазами в сопровождении бешеного танца звезд; и она еще успела услышать радостные возгласы «детей дуба», кинувшихся к брошенному ею сокровищу. «Нить божия» кричали они, и сестра Клара не могла объяснить, что это значит, или не хотела этого объяснять.
Когда блеск звезд, ее окружавших, несколько угас, Илиэль поняла, что находится уже не в лесу, а в каком-то странном городе. В нем было полно женщин и мужчин всех рас и цветов кожи. Она очутилась перед домом, довольно бедным и обветшалым, на пороге которого сидел нищий старик. Его посох был прислонен к двери, у его ног стоял фонарь — был ли это действительно фонарь? Скорее, нечто прямо противоположное, ибо он горел при свете дня, испуская темноту. Старик был одет в серое тряпье, его длинные немытые волосы и борода давно не знали ножниц цирюльника. Его правая рука была совершенно обнажена, и вокруг нее обвивалась змея, отливавшая золотом и зеленью, и на голове у нее была маленькая корона, украшенная рубинами, сапфирами и изумрудами. В руке он держал стило, также украшенное рубинами и сапфирами, которым выводил какие-то квадратные знаки на изумрудной скрижали. Какое-то время Лиза просто стояла, наблюдая за ним; закончив выводить свои знаки, старик встал, взял свои посох, лампу и скрижаль и побрел к берегу моря. Лиза последовала за ним; через некоторое время они достигли грота, скрытого в прибрежных скалах. Илиэль следовала за стариком, углублявшимся во все более дальние ответвления грота, пока тот не достиг тупика; там, в тупике, Лиза увидела мертвое тело. Это тело было копией самого старика, и Лиза замерла, пораженная; ей вдруг показалось естественным, что у него два тела, и что он всегда хранит одно в тайной пещере, чтобы ему не могли повредить враги. Старик положил свою скрижаль на грудь мертвецу и быстро вышел из пещеры. Илиэль же осталась, ибо ей хотелось узнать, что было в ней написано.
Позже Сирил Грей перевел эту запись, и мы воспроизводим его перевод; цитировать текст в оригинале, как его записала Лиза, не имеет смысла.
Сказки Слово Власти и Слово Страха!
Оно Не ведает Лжи и не знает ошибки.
Ибо оно есть капля Истины. Я знаю:
Вещи, что вверху, таковы же, что и внизу,
И те, что внизу, таковы же, что и кверху,
И тавматургия есть умение любить ЕДИНОЕ
В каждой вещи.
Как все произошло от Одного через созерцание,
Так и все рождено от Одного, через преобразование.
И зачало Солнце, и родила Луна Вселенную нашу.
Единственную в своем роде; и Воздух
Был Колесницей ее, и Земля Кормилицей.
В этом корень всех талисманов во всех мирах.
Иже были с начала Творения.
В этом источник и меток любой души.
Пусть же прольется он на Землю! Ибо его сила полна.
Мягко, тонко используй теперь свое Искусство,
Воспитывая грубых, разделяя Землю и Пламя.
Взгляни: то взлетая, то падая, равномерно
И быстро крутится бесконечная лента Земли и Неба;
Храни же двойную власть Любви,
Соединяя то, что внизу, с тем, что наверху,
И твоею будет безмерная красота этого мира,
И мрак отступит пред твоим Ларцом Сейвар.
Вот Сила сил; превзойди же Простое и покори ее;
Преодолей Грубое и освободи ее; приведи же все вещи
К назначенному им совершенству. Ибо так'
И было создано все.
О Чудо чудес! О мудрость Магики!
Все вещи вошли в бурлящий тигель!
Три вещи из всех наук принадлежат мне,
И имя мое — Гермес Трижды Великий, Величайший.
То, что я написал здесь, вышло из самого Солнца.
Здесь оно сосчитано, взвешено и разделено.
Темен этот старинный оракул, но именно в нем, с чей сразу же согласился Саймон Ифф, заключена великая: тайна Космоса, и те, кто достоин, смогут узнать ее.
Илиэль не поняла из него ни слова, но почувствовала, что в нем заключено Нечто важное, и, спрятав скрижаль' в своем хитоне, вышла с ней из пещеры. Здесь она заметила, что вид побережья изменился: прямо над ней возвышался Позилиппо, а по правую сторону от него она узнала контуры Везувия. Она обернулась, готовясь одолевать крутой подъем, и туг ей показалось, что что-то преграждает ей путь, а что именно, она не могла разглядеть. У нее лишь появилось ощущение чего-то черного, холодного, и это черное хотело отнять скрижаль. Сначала Илиэль рассердилась на это существо, но потом оно показалось ей таким жалким, что она уже готова была хоть чем-нибудь помочь ему. Потом ей вдруг сделалось жарко, ее обнимали руки Абдул-бея, и его лицо склонилось к ее лицу. Она уронила скрижаль и очутилась в бальном зале, за тысячи миль и тысячи лет от пещеры. И увидела Луну, уже готовую закатиться над островом Капри. Она снова была на террасе, сидела на полу, сна не было ни в одном глазу, и лишь серебряный полумесяц, украшавший ее волосы, лежал теперь на мраморе у ее ног.
Сестра Клара, стоя на коленях, пыталась разобрать каракули, набросанные рукой Илиэль.
