в боковых стенах с таким расчетом, чтобы они взорвались после обвала кровли. Это отбросит груду осколков в туннеле и плотно запечатает его.
Род сознавал, что такое давление воды в две тысячи фунтов на квадратный дюйм, и потому решил, что взорвать нужно не менее трехсот футов кровли. Его заряд был рассчитан на это, но он знал, что даже это полностью не перекроет воду. Но значительно уменьшит ее поступление, и команда цементировщиков окончательно заткнет туннель.
Братья Деланж не разделяли энтузиазма Рода по поводу этого проекта.
— Эй, нам потребуется три-четыре дня на сверление и подготовку зарядов, — возразил Джонни, когда Род показал ему тщательно вычерченный план.
— Ничего подобного, — ответил Род. — Мне нужно, чтобы все было сделано аккуратно. Не меньше недели.
— Вы сказали проходить быстро. Ничего не говорили, что стены нужно усеивать дырами, как сыр.
— Ну, что ж, а теперь говорю, — мрачно сказал Род. — И еще скажу, что вы будете сверлить, но не будете заряжать, пока я сам не проверю, достаточно ли глубоко вы просверлили.
Он не доверял Джонни и Дэви: те не будут тратить время и сверлить двадфатифутовые шпуры, когда можно просверлить на шесть футов, заткнуть взрывчаткой, и никто не увидит разницы. Пока не будет слишком поздно.
Впервые за все время заговорил Дэви Деланж.
— Будете засчитывать нам дополнительные объемы, пока мы возимся с этим? — спросил он.
— Четыре сажени за смену. — Род согласился платить за выемку несуществующей породы.
— Восемь, — сказал Дэви.
— Нет! — воскликнул Род. Это грабеж.
— Не знаю, — пробормотал Дэви, глядя на Рода хитрыми, маленькими, как у хорька, глазами. — Может, спросить совета у братца Дювенханжа?
Дювенханж был представителем рабочего профсоюза на первом стволе. Он довел Френка Леммера почти до нервного срыва и теперь взялся за Родни Айронсайдза. Род предложил головной администрации дать Дювенхенжу хорошо оплачиваемую работу, лишь бы убрать его с пути. Меньше всего в мире Род хотел, чтобы братец Дювенханж сунул свой нос в штрек к Большому Черпаку.
— Шесть, — сказал он.
— Ну… — Дэви заколебался.
— Шесть честная оплата, — сказал Джонни, и Дэви сердито посмотрел на него. Джонни выхватил из его рук полную победу.
— Хорошо, значит договорились. — Род быстро закончил переговоры. — Начнете сверлить запасные шпуры прямо сейчас.
По замыслу Рода требовалось заполнить двумя тоннами взрывчатки почти сто двадцать шпуров. Отверстия должны были быть просверлены в тысяче футов от начала штрека на 66 уровне.
Штрек теперь превратился в просторный, хорошо освещенный и вентилируемый туннель, по стенам и потолку тянулись вентиляционные трубы, шланги с сжатым воздухом для сверел, электрические кабели, по полу были проложены рельсы.
Вся работа прекратилась, пока братья Деланж занимались запасным зарядом. Легкая работа немногого требовала от людей. Когда заканчивалось сверление, Дэви вставлял измерительный прут, чтобы проверить глубину скважины, и затем запечатывал отверстие бумагой. Хватало времени для кофе и размышлений.
Три темы постоянно занимали мысли Дэви, пока он сидел, ожидая окончания работы отбойщиков. Часто он мысленно видел пятьдесят тысяч рандов. Это его деньги, все налоги выплачены, деньги сбережены за несколько лет и размещены в местном отделении Йоханнесбургского строительного общества. Он представлял себе, как они лежат пачками в сейфе общества. И на каждой пачке надпись «Дэви Деланж».
Потом его воображение автоматически переключалось на ферму, которую он купит на эти деньги. Он видел, как вечерами сидит на широкой веранде, а заходящее солнце окрашивает вершины Свартберга за долиной, и скот с пастбищ идет домой.
И всегда рядом с ним на веранде сидит женщина. Рыжеволосая женщина.
На пятое утро Дэви приехал домой на рассвете, он не устал. Ночная работа была легкой и неутомительной.
Дверь спальни Джонни и Хэтти была закрыта. За завтраком Дэви читал газету. Как всегда, его полностью поглотил комикс — приключения Модести Блейз и Вилли Гарвина. В это утро Модести была в бикини, и Дэви сравнивал ее с большим здоровым телом жены брата. Эта мысль оставалась с ним, когда он лег в постель, и он лежал без сна, мечтая, и в мечтах Модести превращалась в Хэтти, а Вилли Гарвин — в Дэви.
Час спустя он все еще не спал. Он сел и потянулся к полотенцу, лежавшему в ногах постели. Обернул полотенце вокруг пояса и пошел по коридору в ванную. Открыл ее дверь и оказался лицом к лицу с Хэтти Деланж.
На ней была белая кружевная ночная рубашка, на ногах тапочки из страусиных перьев. Лицо без косметики, волосы она расчесала щеткой и перевязала лентой.
— Ох! — удивленно сказала она. — Ты меня напугал, парень.
— Прости. — Дэви улыбнулся ей, придерживая одной рукой полотенце. Хэтти быстро оглядела его нагой торс.
Мускулатура у Дэви как у профессионального борца. Волосы на груди курчавые. Татуировка на обеих руках подчеркивала мощные бицепсы.
— Эй, у тебя и фигура, — одобрительно сказала Хэтти, и Дэви втянул живот.
— Ты так считаешь? — Дэви застенчиво улыбнулся.
— Да. — Хэтти наклонилась и коснулась его руки. — И твердая.
При этом движении ее ночная рубашка распахнулась. Лицо Дэви вспыхнуло, когда он заглянул в отверстие. Он попытался что-то сказать, но голос ему изменил. Пальцы Хэтти гладили его руку, она видела, куда он смотрит. Медленно придвинулась ближе к нему.
— Я тебе нравлюсь, Дэви? — спросила она, низким и хриплым голосом, и со звериным криком Дэви набросился на нее.
Руки его сорвали с нее рубашку, он прижал ее к стене, рот болезненно впился в ее тело. Тело прижималось все теснее, глаза стали дикими, дыхание прерывалось.
Хэтти смеялась — беззвучным задыхающимся смехом.
Вот это она любит. Когда они теряют голову, когда сходят из-за нее с ума.
— Дэви, — сказала она, срывая с него полотенце. — Дэви.
Она продолжала извиваться, не даваясь его прижимающим бедрам, зная, что это еще больше вопламенит его. Руки его рвали ее тело, глаза стали безумными.
— Да! — прошипела она прямо ему в рот. Он сбил ее, и она по стене скользнула на пол.
— Подожди, — выдохнула она. — Не здесь… в спальне.
Но было уже поздно.
Дэви весь день провалялся в спальне, его мучило раскаяние.
— Брат, — повторял он. — Джонни мой брат.
Однажды он заплакал, слезы рвали ему грудь. Они выбивались из-под горящих век, и он почувствовал себя слабым и истощенным.
— Мой родной брат. — Он с ужасом покачал головой. — Я не могу здесь оставаться, — решил он. — Надо уходить.
Он пошел к раковине и промыл глаза. Стоя над раковиной, с мокрым лицом, он принял решение.
— Я должен ему сказать. — Слишком велика тяжесть вины. — Я напишу Джонни. Напишу обо всем и уйду.
Он лихорадочно стал искать бумагу и ручку, как будто мог загладить вину, описав ее. Сидел за столом у окна и писал, медленно, с трудом. Когда он кончил, было три часа. Он почувствовал себя лучше.
Он положил четыре плотно исписанных странички в конверт и спрятал во внутренний карман пиджака. Быстро оделся и тайком выбрался из дома, боясь встретиться с Хэтти. Но ее не было видно. Ее большого
