стало с теми немногими парнями, к которым, как ей казалось, она действительно испытывала любовь? Не было ли им одиноко, не устали ли они от бесконечной череды новых встреч, от повторения одних и тех же историй, от соблазнений и дозированной любви без обязательств. Как чудесно было бы любить кого-нибудь, и знать, что тебя любят… Ну должно же хоть где-нибудь существовать подобное. Джерри не сомневалась в этом. Может, когда ей исполнится пятьдесят, она и смирится с браком по расчету, но сейчас одна мысль об этом ужасала ее. «Ладно, — подумала Джерри, вспоминая слова своей любимой героини Скарлетт О'Хара, — я подумаю об этом завтра». К трем она вернулась в офис. Либра уже был там. Он переоделся в свежий чистый шелковый костюм цвета морской волны. На шее был повязан красноватый шелковый галстук, оттенявший рыжизну его вновь влажных, как после мытья волос. После относительной свежести и прохлады улицы, искусственные запахи гостиничного номера оглушили Джерри, но она решила, что со временем привыкнет к этому. Либра включил телевизор.
— Вы как раз успели, чтобы посмотреть шоу Шального Дедди, — сказал он. — Садитесь и внимательно смотрите.
Шоу открыл сам Шальной Дедди, который оказался на вид безобидным парнем, несколько туповатым и медлительным, в рубахе а-ля Бетховен и узких брюках. Он пылесосил ковер в собственной квартире. За ним по пятам следовала огромная рыба, в чьем резиновом теле явно спрятался человек. Рыба лила на ковер воду. Шальной Дедди приказал Рыбе убираться обратно к себе в аквариум, но та отказалась, заявив, что устроит демонстрацию протеста перед Национальным Историческим музеем в связи с отказом снимать ее в приключенческом телесериале. У нее есть доказательства, заверяла Рыба, что на старом диком Западе водились рыбы, но телевизионное руководство вело дискриминационную политику и отказывалось внести Рыбу в список персонажей вестерна.
Шальной Дедди соглашался с серьезной миной. Он казался довольно симпатичным парнем с забавным невинным лицом и довольно сексуальным телом. Но Джерри никак не могла разгадать секрет его обаяния. И еще ей хотелось, чтобы эта Рыба перестала так громко орать. Скорей всего, своей неудачей она была обязана именно этому голосу. Джерри вдруг поняла, что уже первые пять минут вызывают у зрителя легкое недоумение, а это уже кое-что.
На экране появилась маленькая девочка — Крошка Анджела. Марионетка. Шальной Дедди не был чревовещателем, и девочку озвучивала актриса. Выглядела она лет на пять, но обладала раздражающей логикой подростка. Она обрушивала на Шального Дедди потоки критики, а тот пытался защищаться. Она уверяла, что он одет смешно для взрослого человека. А Дедди доказывал, что это очень модно, на что девочка отвечала, что «модно» теперь не говорят, а говорят «кайфово», после чего ударила его по голове огромным леденцом на палочке.
В это время Рыба продолжала вопить о своей демонстрации протеста, а в кадре появилась еще одна марионетка, Мышь-Альфонс, в свитере с высоким горлом, считающий себя покорителем женщин. Он тут же начал рассказывать о своих последних любовных похождениях, приправляя повествование довольно грязными пошлыми шутками. Мышь-Альфонс попытался с поцелуями напасть на Анджелу, а Шальной Дедди начал ее защищать. Крошка Анджела предложила Дедди убраться куда подальше и оставить ее в покое. Все громко вопили, визжали и носились друг за другом. В конце концов Крошка Анджела ударила леденцом по голове обоих своих партнеров и сбежала из квартиры.
Затем Мышь-Альфонс попробовал объяснять Шальному Дедди, как добиться успеха у женщин, но тот ответил, что ему никогда не везет, так как он очень робкий. Вернувшаяся Рыба принялась рассказывать о своей демонстрации протеста, как будто она уже состоялась: как были воодушевлены демонстранты, какие они несли лозунги, во что были одеты и как полиция разогнала их дубинками. Затем она вернулась в свой аквариум, который находился за пределами площадки.
Мышь-Альфонс, страшно фальшивя, исполнил глупейшую песенку, а потом обменялся с Шальным Дедди пошлыми шуточками. Затем Шальной Дедди приволок какие-то странные аксессуары, чтобы во избежание ареста во время следующей демонстрации протеста Рыба могла переодеться. Потом они вдвоем бросились вылавливать рыбу из аквариума, в чем, в конце концов, преуспели. И она решила начать новую демонстрацию протеста на следующий день. На этом первый час шоу закончился.
Джерри сочла его глупейшим: сочетание старомодного бурлеска и современной сатиры. Но, как ни странно, время пролетело почти незаметно, и в каком-то смысле ей понравился Шальной Дедди: обаятельный добродушный неудачник с душой хиппи. Он был чем-то вроде повзрослевшего ребенка- цветочка, только вот цветов уже вокруг не было. В самом по себе шоу не было ничего особенного, но Дедди явно обладал обаянием. Джерри поняла, почему он так нравится детям. Все было пронизано фантазией, безобидным хулиганством, а с живыми игрушками Шальной Дедди обращался так, словно они были настоящими людьми с такими же правами как у всех. Джерри подумала, что подростки, особенно те, кто помладше, идентифицируют себя с героями шоу: Рыбой — представителем социально направленного отверженного меньшинства; Крошкой Анджелой, нимфеткой, изображающей из себя умудренную даму и Мышью-Альфонсом, хвастуном и обманщиком, прекрасно осознающим, что никто не верит его диким историям, и все же страстно желающим завоевать слушателей.
— Ну что скажете? — спросил Либра.
— Сначала у меня это вызвало отвращение, но потом он покорил меня, ответила Джерри. — Мне понравилось. В особенности сам Дедди. А кто написал сценарий?
— Он сам, все до последнего слова. Обычно он даже не пишет ничего, а просто импровизирует. То есть он пишет, но, как правило, не пользуется им. — Забавно. И по-моему он довольно сексуально привлекателен, — заметила Джерри.
— Да, так все считают. Неудачник всем нравится, — это современный тип. Думаю, шоу будет пользоваться огромным успехом в полночь.
— Сегодня утром в холле было несколько девочек. Наверное, поклонницы. — Этого парня я мог бы сделать президентом, — сказал Либра. — Единственная причина, по которой он не победит на выборах, заключается в том, что его поклонники слишком малы, чтобы голосовать.
— Я бы проголосовала за Рыбу, — улыбнулась Джерри.
Остаток дня пролетел незаметно: обычный стандартный день, корреспонденция, сообщения для прессы; то, к чему Джерри уже давно привыкла. Либра все писал сам: пресс-релизы, шутки для колонки сплетен, проникновенные письма, в которых расхваливалось что-нибудь совершенно обыденное. Джерри эта работа нравилась больше, чем предыдущая по рекламе кинофильмов, хотя бы потому, что Либра обладал незаурядным воображением. Если он изрекал какую-нибудь мысль или шутку, это было приятно печатать. Она привыкла печатать «остроты», которые удручали своей глупостью. Но над всем, что изрекал Либра, она искренне хохотала. Она чувствовала, что Либра наблюдает за ней и ее одобрение доставляет ему удовольствие.
В пять вечера Либра отправился на коктейль и отпустил Джерри домой, напомнив, что к семи она должна быть на месте, так как им предстояло ехать на телевидение. Шоу шло до полуночи. Джерри решила переодеться и заново сделать макияж: пусть Либра думает, что она второй раз приняла ванну. И этот маленький обман развеселил Джерри так, что она почувствовала, что хихикает. Шоу Шального Дедди зарядило ее энергией на весь остаток дня.
Телемарафон проходил на телестудии в Вест Сайде. Когда Джерри и Либра добрались до места, площадка напоминала перрон вокзала в час пик. Знаменитости толпились подобно пассажирам перед вот- вот уходящим поездом, ожидая своей очереди появиться на экране. Все были в отвратительном настроении, так как шоу естественно шло с опозданием, и их до сих пор не пригласили на площадку. В комнате находилось несколько мониторов, а в дальнем конце — столик, уставленный кофейниками, чашками и тарелками с недоеденными бутербродами. Стульев не хватало. Исполнители, агенты, менеджеры, гримеры стояли разбившись на враждебные группировки или сидели на длинном столе посреди всего этого мусора. Некоторые смотрели в мониторы, но большинство осматривало себя, либо разглядывало других звезд. Некоторые мило беседовали с новыми, только что приобретенными знакомыми, работой которых восхищались; или со старыми друзьями, которых уже давно не видели из-за насыщенности рабочих графиков. В углу комнаты четыре темнокожие девушки, по всей видимости сестры, одетые в одинаковые велюровые костюмчики, в коротких брючках, как у маленьких мальчиков, в свободных белых блузках и одинаковых завитых париках играли в карты.
— «Сатины», — пояснил Либра и решительным быстрым шагом направился к ним. — Ну-ка, встать! Что
