– Я должен отказаться от выпивки, старина Мартин. Знаешь, плотное расписание и вся эта спешка. Я должен лететь самолетом, чтобы сэкономить несколько часов.
Лестница была старой и скрипела при каждом шаге. А шагов было много. Двадцать восемь, если точно. Это была одна из его привычек, от которой он не смог избавиться за долгие годы. Везде, где он шел, маленький человечек в его голове считал каждый шаг, на который он поднимался. Иногда он громко напевал про себя, чтобы заглушить этот голос. Это никогда не получалось.
...Шестнадцать... семнадцать.
– Может быть, когда приедешь, мы выпьем кружку-другую в добром старом нашем месте.
...Двадцать один, двадцать два...
– Боже, сколько лет мы не были там, – сказал Мартин. – Знаешь, хорошо будет снова увидеть старое место.
...Двадцать шесть, двадцать семь...
– Не только это, ты снова сможешь выпить отличного пива.
...Двадцать восемь...
– Это куда лучше той мочи, которую ты пьешь здесь.
– Моча или нет, служит она для того же.
– Марти!
Энни стояла перед ним, держа руки в задних карманах. Она не любила, когда Мартин говорил вульгарности. Это делало его похожим на других. Он значительно успокоился за последние три года. Но ведь с каждым иногда случается...
– Ты помнишь Энни, Джон?
Он подошел к ней и поцеловал в губы.
– Помню ли я Энни! Как я мог ее забыть? Она была первой, кто разорвал наш маленький кружок, – посмеиваясь, он поцеловал ее в лоб. – Как это происходит, Энни? Ты выглядишь так же хорошо, как и всегда.
– Великолепно, Джон, – она взглянула на него и улыбнулась. – Сразу видно, что ты ничуть не изменился. – Она покачала головой.
– А я и не собирался.
«Нет, я бы изменилась на твоем месте», – думала она. Он был человеком, которого она никак не могла понять до конца. Никогда нельзя было сказать, когда он шутит, а когда говорит серьезно. Она не могла понять, нравится он ей или нет. Он всегда всем улыбался, но она знала, что иногда под его улыбкой скрыта холодная насмешка. Ей не нравилось, когда люди говорят и делают совершенно не то, что думают. Ей не нравилось то, как он смотрит на нее. Временами ей казалось, что его глаза срывают ее одежду. Если бы глаза могли насиловать, это были бы глаза, сидящие в его черепе. Даже несмотря на то, что ей это не нравилось, она чувствовала при этом какое-то странное возбуждение. Это было как обман без настоящего обмана. Она знала, что в каждом человеке живет кусочек героя мыльной оперы, и она не была исключением.
– Кстати, как там Валерия?
– Отлично, – сказал Джон, не отрывая взгляда. – Она ждет не дождется, когда вы приедете. Очень соскучилась по вас.
В те годы она и Валерия были близкими подругами. Это было десять лет назад, когда она представила ее Джону. Он был свободен, и это выглядело так, словно он и Марти пошли на свой очередной кутеж, как это обычно бывало, когда они встречались. Валерия в это время порвала со своим другом. Они договорились, что она неожиданно «случайно» зайдет к ним. Они тогда жили в Скарборо. В то время Мартин работал постоянно. Все произошло так, словно их брак был заключен на небесах. С тех пор над ними засияла новая звезда. Валерия и Джон были созданы друг для друга. Ни для кого не было сюрпризом, когда через две недели она поехала на Ньюфаундленд. Через месяц они поженились.
Во время поездок в Торонто Джон никогда не брал с собой Валерию. После стольких лет было бы здорово снова увидеть ее.
Джон и Мартин сидели на диване, и она за своими мыслями не могла слушать их разговор, кроме внезапных взрывов смеха.
– Курс психологии – 1000, конечно, хорош и шикарен, Джон, но какого черта я смыслю в психическом сознании?
– В этом нет ничего сложного, я уверен, что ты справишься с этим, – Джон рассказывал ему о работе. Он знал, что это был поганый курс. Но студенты написали запрос о его введении, который нельзя было игнорировать. Тогда, для того чтобы удовлетворить их, они думали открыть курс, проходящий главным образом в форме студенческих дебатов, который удовлетворил бы их хоть на время. Студенты вечно выдумывают разные причуды. То ловят золотую рыбку, то показывают фокусы. Это был их способ пройти процесс обучения, и невозможно было сразу справиться со всеми этими трудностями. И если подумать, что некоторые из них действительно верили в эту белиберду! Когда не осталось больше ничего, что можно было переделать, они решили, что могут обрести спокойствие духа, если сосредоточатся на чьих-то мыслях и дурацких чувствах. Он знал, что лучше сказать Мартину об этом заранее, чтобы он смог подумать.
– Давить будут на студентов, чтобы проделать все это, а не на тебя. Ты будешь в роли судьи и объявишь победителей в соответствии с результатами дебатов.
– Я не знаю, Джон...
Джон видел, что он колеблется.
– Давай. Ты можешь высосать тему из пальца, назначить команды и слушать полемику. Это все, что ты должен делать.
– Это значит, что я не должен носить черную мантию с серебряными звездами?
