И надо же такому случиться! В его жизнь ворвалась ОНА. Спокойная, уравновешенная, на его взгляд, очень красивая. Смело прошла по коридору его сердца и невозмутимо, без приглашения, вошла в гостиную и уселась. Потребовала генеральной уборки его души. Он молча повиновался. Потом ОНА властно скомандовала: «Отныне только я одна и до конца».
Неожиданно прозвенел телефон. Он вздрогнул, затем поднял трубку.
Это была ОНА. — Завтра между двумя и четырьмя приходите и забирайте свой подарок. — Голос был сердитый, вернее, хотел казаться сердитым, чтобы скрыть захлебывающееся волнение. — Я от чистого сердца, — неуверенно промямлил он, проклиная себя за робость. — Я ничего не знаю. До свидания. В трубке раздались отбойные гудки. Он закурил, призадумался. Сразу всплыли в памяти слова одного знакомого. «Вот родилась в роддоме девочка, и она уже дура с самого рождения». Какого черта, возмущался он, почему ОНА так поступает? Неужели поняла превратно? Я же не покупаю ЕЕ с целью… ОНА не может не понимать меня. Ведь с людьми работает, знает, к кому и как подойти в той или иной обстановке. Нет, нет и ещё раз нет. ОНА должна была меня почувствовать. Значит, дело в другом. А в чем? Не хочет быть обязанной? Так ведь я ЕЕ ни к чему не обязываю. Но это знаю я, а ОНА нет. Ладно, доживем до завтра, будет видно. Всю первую половину следующего дня он ходил растерянный. На работе ни к чему не притронулся, пил чай, болтал с сослуживцами, коротал время до назначенной встречи. Считал минуты, поглядывал на время, которое тянулось изнурительно долго. К часу дня его вызвал директор и попросил отвезти домой. Водитель, пояснил он, приболел. Ты меня отвези, а обратно я приеду на своей. Он повиновался. Однако директор его не отпустил, завел домой, и они вместе пообедали. Потом пили чай, затем руководство село за телефон и битых сорок минут обсуждало проблемы тематического планирования на текущий год. Время уже было три, и он заметно нервничал. Наконец минут двадцать четвертого они уехали. Где-то к четырем он все же добрался до ЕЕ работы. В приемной было оживленно. Дверь ЕЕ кабинета была открыта и он видел какого-то ЕЕ сотрудника, наклонившегося и что-то шепчущего ЕЙ в ухо. Или не шепчущего, а что-то тихо говорившего. Ему стало не по себе. Вначале он решил отойти, но потом раздумал. Несколько раз пройдя взад-вперед и акцентируя шаги, он все же добился желаемого. ОНА, вывернувшись, увидела его и жестом пригласила войти. За время общения привыкла к моим шагам. Не могла не узнать. Или, может, я фантазирую? Он вошел в небольшой кабинет и сел в дальнем углу. — Вы извините. И сядьте, пожалуйста, здесь. — ОНА указала на место рядом с собой. Сотрудник, явно чем-то расстроенный, что-то прожужжал еще, после чего исчез, плотно прикрыв за собой дверь. ОНА, не глядя на него, молча извлекла из сумочки футляр с часами и протянула ему. — Возьмите. Он побледнел, осекся. — А кто это был? — спросил он. — А я должна перед вами отчитываться? — Вопросом на вопрос ОНА не отвергла искру ревности. Взгляд её был ясный, проникновенный, но уже не тот, дежурный. — И возьмите это. — Кивок на часы. — Я подарил их вам и хочу, чтобы они напоминали обо мне каждый день, каждый час и каждую минуту. ОНА опустила глаза и тихо спросила. — Чего вы от меня хотите? — Ничего. — И все же… — Вашей любви. Очень хочу, чтобы вы меня любили, несмотря ни на что. И мне вполне было бы достаточно. — У вас есть возможность отвезти меня домой? — после паузы выдавила ОНА.
Вконец растерянный от внезапно нахлынувшего удовольствия, он еле слышно спросил, где она живет, как будто в данный момент ЕЕ местожительство имело какое-то судьбоносное значение. ОНА ответила. Дом ЕЕ находился совсем недалеко. — Я жду вас, — бросил он и направился к выходу. Подойдя к автомобилю, он заметил, что правое переднее колесо слегка приспущено. Сел за руль, включил магнитофон, затем достал другую кассету, прокрутил её назад, нашел нужную мелодию и снова выключил. Вскоре появилась и ОНА. Интересная, подчеркнуто невозмутимая, владеющая его миром. Села, как и ожидалось, на заднее сидение. От него не укрылась свежесть только что использованной помады. Не ради меня, успел заключить он. Любая женщина, выходя на улицу, приводит себя в порядок. Автомобиль мягко тронулся с места и медленно, на второй скорости, поехал по оживленной улице. Он включил музыку, и салон наполнился негромкой мелодией из фильма «История любви». Никак не ожидавшая такой езды, ОНА тотчас сообразила причину и обреченно уставилась в окно, невольно подпадая под магию очаровательного творения Фрэнсиса Лея. А мелодия подталкивала вперед, к чистому и прозрачному, к грустному и безнадежному. Он повернул зеркальце заднего обзора, и теперь ОНА была видна вся. Не вся полностью. Да полностью и не надо было. Главное лицо, его черты, его романтический настрой. Женщина, эта милая женщина, всецело занимавшая его в последнее время, сидела рядышком, на заднем сидении и глядела в окно, безропотно отдавая музыке всю себя, наслаждаясь ею и принимая её как символическое объяснение. Украдкой он наблюдал за НЕЙ, за выражением ЕЕ глаз, за плотно сжатыми губами, которые, в конце концов, разомкнулись в объятиях «любви». Взгляд, устремленный куда-то на улицу, заметно терял четкость и обволакивался густеющим туманом нежности. ОНА сидела, как школьница на уроке, смирно, аккуратно сложив руки на коленях Нравится? — спросил он, не глядя на НЕЕ. — Очень. — ОНА оторвалась от окна и теперь уже смотрела вперед. — Можно вас попросить? — Пожалуйста. — Мне надо к ЦУМу, минут на десять. Если нет времени, не обижусь. Он повернулся к НЕЙ и встретился взглядом. Что-то было в его глазах сильное и могучее, отчего ОНА потупила взор и поняла, что просить его ЕЙ не надо. Через полчаса, когда они двинулись обратно, он неожиданно спросил. — А что если мне написать заявление на ваше имя с просьбой работать вашим личным водителем? — Боюсь, это вам очень дорого обойдется, — ответила ОНА шуткой на шутку. Он тяжело вздохнул. — Я согласен. — Кстати, возьмите часы. Я их все равно носить не буду. Он резко затормозил, затем повернулся к НЕЙ. Почему? — Я не возьму их, — повторила ОНА. Он взял футляр, извлек часы. Потом вышел из машины и булыжником разбил их вдребезги. Останки «Ситезен» он выбросил в лужу. Затем сел за руль и медленно отъехал. ОНА, потрясенная, молчала. Молчал и он. Пауза длилась несколько напряженных минут. Он поймал ЕЕ взгляд в зеркале. — Выходи за меня. ОНА ахнула, закрыла лицо руками. Вы больной. Это за часы, сообразил он. Процентов восемьдесят за часы и двадцать за предложение. — Возможно. Но моя болезнь это ты. И ты же, кстати говоря, лекарство. — Мне надо домой. Он лихорадочно и резко нажал на газ. Машина помчалась по узкой улице центра города, затем вырулила на окраину и очутилась на кладбище Волчьи ворота. — Зачем мы здесь? — тише спросила ОНА. — Чтобы похоронить только что родившееся чувство. — Вы заблуждаетесь… ОН сердито повернулся к НЕЙ. — Мне пятьдесят лет, я видел жизнь. Меня уже ничем не удивишь. И я вовсе не пытаюсь затащить тебя в постель. Я просто полюбил тебя. Очень сильно полюбил. И единственная моя просьба к тебе поверь мне. Как часто люди не ценят того, чем владеют сегодня. А назавтра, потеряв, плачут. Поверь мне. И больше мне ничего не надо. — Я замужем, — с оттенками сожаления произнесла ОНА… Возможно эти оттенки ему просто показались. — А я женат, — отпарировал он. Что теперь делать? Судьба диктует свои правила. — Нет. — А я тебя ни о чем не прошу. И признайся мне, что знала о моей симпатии к тебе. Ведь знала, правда? Когда ты это почувствовала? — Дней через десять после первого визита, — помедлив, ответила ОНА.. — Когда вы пошли на суд. — Молодец, — не удержался он от восхищения. — Что? — не поняла ОНА. — Ты умница, потому что не сказала: через десять минут. А ещё точнее, ты меня очаровала в первые же минуты знакомства. Ведь так же, черт подери, или я вообще ничего не смыслю в этой жизни. ОНА опустила голову и залилась краской. — Что вы скажете своей жене? Что я скажу своему мужу? Всякое было, но такое — никогда. Он опешил от такого поворота. — Только то, что есть на самом деле. И ещё я тебе скажу. Ты интересная женщина, но я тебя люблю не только из-за красоты. Мне очень нравится твоя правильность. В тебе две женщины. Одна красивая, другая правильная. И мне кажется, что эту правильную я люблю больше, чем красивую. Кстати, как ты понимаешь любовь? Она вопросительно вскинула на него чудесные глаза. — Так вот, — удовлетворенно продолжал он. — Любовь это чувство самоотверженной привязанности. И я не знаю, насколько я самоотвержен и привязан к тебе. Но, — он пылко посмотрел на женщину, уверен, что готов целовать землю под каждым твоим шагом. Готов, если было бы возможно, подарить тебе годы своей жизни. Он не успел договорить. ОНА беззвучно всхлипнула, снова закрыв лицо руками. От инертности, от искренности сказанного растрогался и он. Вытер слезу и закурил, предварительно опустив стекло. Наступила длительная пауза. Он огляделся. Кругом могилы. С памятниками и без них. Дорогие и не очень. Людей живых почти не было, за исключением троих рабочих, сооружавших невдалеке надгробие. Один из них, поймав его взгляд на себе, осмелился подойти и попросить сигарету. Он молча протянул пачку. — А можно две? — смутился могильщик, пытаясь не замечать красивую женщину. — Бери. — Спасибо. Рабочий повернулся уходить, но он жестом остановил того. — Давно здесь работаешь? — Да лет шесть-семь. — Как думаешь, через сколько лет можно опустить в могилу второго усопшего? Брата, сестру, жену первого? — Лет через двадцать. Хотя, бывают случаи… — Все, спасибо. Можешь идти. — Он снова повернулся к НЕЙ, оправившейся и ставшей более красивой. — Слышала? Ты обязана прожить после меня минимум двадцать
