Его лицо исказила зловещая ухмылка.
– Вот как, Уилер? – сказал он злорадно. – А я было уверился в обратном, когда ко мне зашла Аннабел справиться насчет того письма миссис Мэннерс!
– Что ж, – слабо оборонялся я, – в этом деле с Равелем ясновидение меня подвело.
– Но вы пересказали содержание письма слово в слово, – безжалостно продолжал Лейверс. – И даже не видя его! Вот это да! Как это у вас только получается?
– Это у него действительно здорово получилось, – с гордостью сказал Полник. – Насчет письма. Я сначала никак не мог понять…
– Полник, – быстро прервал его я. – Не надо рассказывать шерифу, по какой причине я на самом деле устроил вечеринку. Я бы хотел удержать в тайне от него вашу страсть к 'Наполеону'.
Я убийственно на него посмотрел, но сразу же понял, что беспокоиться мне не о чем. Упоминание о коньяке попало куда надо: он сразу заткнулся.
– Вы говорили, сержант… – с надеждой сказал Лейверс.
– Что, шериф? – невинно покосился на него Полник.
– Вы говорили, что сначала никак не могли понять…
Чего вы не могли понять?
– О, это, – встрепенулся Полник. – Я сначала никак не мог понять, зачем ему надо было устраивать вечеринку, как он только что сам об этом сказал.
Лейверс пробормотал что-то себе под нос, и Полник поморщился.
– Шериф, – Сказал я, – если я вам больше не нужен…
– Вы мне больше не нужны, Уилер, – сказал он важно. – Как всегда, мне приходится самому расхлебывать кашу, которую вы заварили. А что делать с остальными?
– Я не вижу причин задерживать их, сэр.
– А Лютера? Он ведь пытался убить Равеля прошлой ночью?
– Не думаю, что Равель предъявит ему обвинение, – заметил я. – А так как до Лютера дошло, что Харкнесс его не обманывал, то и с этой стороны нам нечего бояться.
– Прекрасно, – сказал шериф. – Уилер раздает свободу преступникам щедрой рукой, и весь мир рукоплещет!
Я вышел из комнаты, пока он не надумал чего-нибудь еще, и направился в гостиную.
Камилла сидела с закрытыми глазами, откинув голову на подушки кресла. Лютер и Харкнесс примостились бок о бок на кушетке и что-то горячо обсуждали.
Когда я вошел, все как один повернули ко мне головы.
– Что дальше, лейтенант? – быстро спросил Лютер.
По нему не было заметно, что он только что отлеживался после удара Полника.
– Все кончено, – сказал я. – Можете идти по домам.
– Что ж! – Харкнесс встал. – Рад слышать это. Я умираю от голода! Бен, – он повернулся к Лютеру, – почему бы нам не отужинать в моем отеле? Мы можем заново составить контракт.
– Чудесно, – прогудел Лютер. – У тебя светлая голова. Дон, мой мальчик! Это будет такой фильм!
Он обнял Харкнесса за плечи, и они медленно направились к выходу.
– А насчет процентов, – говорил Харкнесс, ритмично пережевывая очередную порцию жевательной резинки, – это ведь новый материал, Бен. Поэтому проценты…
Дверь за ними закрылась.
Камилла поднялась с кресла.
– Мне тоже пора, – сказала она.
– Но ты очень важный свидетель по этому делу, – напомнил я.
– Ты хочешь сказать, что я должна буду остаться здесь?
– Я хочу сказать, что не могу отпустить тебя домой без надежной охраны, – сказал я. – Это важное дело поручили мне.
– Поручили? – Ее губы расплылись в широкой улыбке. – Кого ты хочешь одурачить, Эл Крестьянин?
– Золушка! – сказал я с восхищением. – Ты читаешь во мне как в открытой книге!
Когда мы добрались до 'Дневной мечты', было уже около полуночи.
Камилла исчезла в спальне, попросив меня смешать ей очередной 'Поцелуй Дьявола'. Я смешал коктейль, налил себе вики и уселся на кушетку, терпеливо ожидая, когда она выйдет.
Я продолжал думать о Джуди Мэннерс. В самом начале жизни ревность заставила ее избавиться от одной соперницы – и как жестоко судьба посмеялась над ней!
Может быть, именно тогда она решила, что если у нее будет мужчина, то она не потеряет его никогда, как потеряла Джонни Кея, который остался во Вьетнаме. Руди сам подписал смертный приговор и себе, и своей любовнице, когда начал изменять жене. Интересно, кто заберет тело Джуди из газовой камеры?
