за превышение полномочий.
Жаль, что это произошло в тот день, когда ей следовало бы быть непогрешимой.
«Ну да ладно. Это пройдет», – подумала она, раздраженно пошевелившись в кресле.
Первые два столетия существования Академии стали ее Золотым Веком, Эрой Героев – по крайней мере, так казалось теперь: кто знал, как жилось людям в то неспокойное время? Те годы дали Академии двух величайших героев – Сальвора Гардина и Хобера Мэллоу, полубогов, способных в славе поспорить с самим несравненным Гэри Селдоном. На этих трех китах покоилась не только легенда об Академии, но и ее истинная история.
Однако в те дни Академия была крошечным, уязвимым миром, с колоссальным трудом удерживающим владычество над Четырьмя Королевствами, и не знала наверняка, насколько крепка десница Плана Селдона, надежно заслонившая ее от останков могущественной Галактической Империи.
И чем сильнее росло политическое и экономическое могущество Академии, тем менее значительными фигурами становились ее борцы и правители. О Латане Девересе почти позабыли. Если и вспоминали о нем, то лишь из-за его трагической гибели на невольничьих рудниках, а никак не по поводу ненужной, но героической схватки с Белом Риозом.
Да и сам Бел Риоз, величайший и наиболее титулованный из врагов Академии, ушел в небытие. Его заслонила тень Мула – единственного страшного врага, которому удалось разрушить План Селдона, покорить Академию и править ею. Он был Великим Врагом, но последним из Великих.
Мало вспоминали и о том, что победу над Мулом одержала женщина – Байта Дарелл и что сразилась она с ним в одиночку, без чьей-либо помощи и поддержки – и План Селдона не был ей подспорьем. Немногие помнили, что ее сын и внучка – Торан и Аркади Дарелл – победили Вторую Академию, после чего Академия, Первая Академия, стала единственной, вне всякой конкуренции.
Они, герои позднейших времен, героями не числились – пребывали в категории простых смертных. Помимо всего прочего, написанная Аркади Дарелл книга биография ее бабушки – и вовсе превратила этот персонаж из исторического в литературный.
С тех пор героев не стало никаких, даже литературных. Калганская война была для Академии последним поводом для беспокойства, да и то весьма второстепенным. Два столетия ровного, спокойного, ничем не нарушаемого мира! За сто двадцать лет – всего-то пара царапинок на обшивке корабля!
Мир был прекрасен, более того, он был исключительно выгоден – с этим Бранно спорить не стала бы. Академия не создала пока Второй Империи: согласно Плану Селдона, она находилась лишь на полпути к ней, но Федерация Академии держала под крепчайшим экономическим влиянием треть рассеянных по Галактике политических единиц, и даже там, где не в полной мере контролировала ситуацию, власть ее была велика. Мало осталось мест, где слова «я – гражданин Академии» не были бы встречены с подобающим уважением. Во всех миллионах обитаемых миров ни один правитель не мог сравниться с Мэром Терминуса.
Этот титул существовал до сих пор, переходя по наследству от градоправителя крошечного поселения в затерянном на задворках цивилизации мире. Титул учредили пять веков назад, но никому до сих пор не приходило в голову изменить его или добавить к его звучанию хоть один лишний атом. Пожалуй, только громогласное звание Его Императорского Величества могло тягаться в величии со скромным титулом Мэра.
Так было везде, кроме самого Терминуса. Здесь власть Мэра была жестко ограничена. Еще не стерлась память об Индбурах. Но не их тиранию помнил народ, а то, что они покорились Мулу.
Теперь Терминусом правила она, Харла Бранно, могущественнейшая из лидеров Академии со времен кончины Мула, всего лишь пятая женщина, занимавшая этот высокий пост. И сегодня в ее жизни был единственный день, когда она могла полностью использовать свою власть и могущество.
Она вступила в схватку, чтобы доказать упрямой оппозиции, что права она, а не они, мечтавшие достичь престижа в Центре Галактики, стремящиеся к ауре имперского владычества, и выиграла бой!
Как долго ей приходилось сдерживать себя! «Еще рано», – то и дело твердила она, Поспешишь – людей насмешишь, нельзя торопиться выступать против Центра. Но явился Селдон и подтвердил справедливость ее собственных слов.
Это, хотя бы на время, сделало ее в глазах Академии такой же мудрой и прозорливой, как сам Селдон. Она знала – этого часа, что бы ни случилось потом, никто никогда не забудет.
Но надо же было, чтобы в такой, лучший из дней ее жизни, этот сосунок, этот выскочка осмелился бросить ей вызов!
Вызов – ладно, но он осмелился быть прав!
Он был прав – опаснее быть не могло. Именно поэтому он мог погубить Академию.
Теперь он восседал перед ней.
– Ну разве вы не могли, – начала она укоризненно! – прийти ко мне лично? Неужели так необходимо было устраивать истерику в зале Заседаний, желая выставить меня в дурацком свете? Что вы наделали – вы, беспечный, сумасшедший мальчишка?
Тревайз понял, что вот-вот вспылит, но сдержался и промолчал. Неловко грубить женщине почти вдвое старше себя – в следующий день рождения Мэру исполнялось шестьдесят три.
Кроме того, Тревайз отлично знал, сколь опытна она в ведении политических дебатов и прекрасно понимает, что стоит вывести противника из равновесия в самом начале сражения – и он уже у нее в кармане. Но для пущей эффективности подобной тактики необходима была аудитория, в глазах которой противник был бы унижен. Аудитории не было. Он и она.
Так что он оставил без внимания сказанное ею и принялся как можно более бесстрастно ее разглядывать. Пожилая дама, одетая во что-то на редкость бесполое – такая одежда была теперь весьма популярна в Академии, но и этот наряд Мэру был совершенно не к лицу. Она, руководитель галактического масштаба (если тут уместно само понятие «руководитель», может ли быть руководитель у Галактики?), была самой обычной старухой – на самом деле ее легко было принять за старика, если бы ее седые волосы не были гладко зачесаны назад – мужчины предпочитали более фривольные прически.
Тревайз весело улыбнулся. Как бы престарелый оппонент ни старался заставить эпитет «мальчишка» звучать оскорбительно, адресат оскорбления располагал явными преимуществами в виде молодости и красоты и ни на минуту не забывал об этом.
