юности разве что, когда при мне Юрка с соседнего двора принялся обнимать Алю, которая мне очень нравилась. Она его отталкивала, а он... У меня в глазах потемнело, а что было дальше - не помню. В результате мы оба в травмопункте оказались: он с переломом носа, а я с сотрясением мозга... Но я о чем... Я кричу, а Кахалани даже не оборачивается, идет быстрее, почти бежит. Ну хорошо, ты так, тогда и я по инструкции. Достаю пистолет, это я помню, по секундам отпечаталось, навсегда... Мне казалось, что я все ужасно медленно делаю... Снимаю с предохранителя... Поднимаю ствол повыше, чтобы не дай Бог... И дважды...
Гинзбург замолчал, смотрел на Карпухина широко раскрытыми глазами, и казалось, не видел он перед собой ничего - ни гостя своего, ни кухни, а только спину убегавшего электрика и свою руку с оружием.
'Широко закрытые глаза', - вспомнилось Карпухину название последней работы Кубрика, он хотел посмотреть этот фильм, даже билет в 'России' заказал, но они с Руфочкой не пошли - Сима подхватила в тот день инфекцию, поднялась температура... Так он фильм и не увидел. Может, там и не было ничего о человеке, смотревшем перед собой, а видевшем только то, что в душе...
- Я и подумать не мог, что в это время меня проверять придут, - неожиданно спокойным голосом сказал Гинзбург и добавил: - У вас сигареты не найдется?
- Сигареты? - опешил Карпухин. - Нет, я не курю. Но и вы вроде не курите?
- Не курю, - согласился Гинзбург. - А вот пару дней в камере провел... Там все курили и мне предлагали, было неудобно отказываться. Вот я и... Знаете, как ни странно - впервые в жизни.
- Понравилось?
- Нет. Но все равно... Тянуло. Все курили, и меня тянуло. И сейчас вдруг... Не обращайте внимания.
- Вы думаете, - сказал Карпухин, - его засудят?
- Кого? Баренштейна? Нет, думаю - нет. Он-то, в отличие от меня, Кахалани не знал, ситуацию оценил однозначно, действовал точно по инструкции... Наверно, его и не арестуют. Да ведь и сегодня - отпустили, верно? Честно, я был так оглушен, что не очень помню, что стало с Баренштейном.
- Под залог, - сказал Карпухин.
- Значит, выкрутится.
Помолчали. Карпухин пил кофе, Гинзбург доливал ему из термоса, и Карпухин хотел спросить - почему, ведь на столе стоял электрический чайник, а на полочке три банки с разными сортами растворимого кофе. Должно быть, взгляд его был достаточно красноречивым - Гинзбург улыбнулся отстраненной, будто не ему принадлежавшей улыбкой:
- Это мне Маша утром в суд принесла, - сказал он. - Тогда не до кофе было, так надо допить, верно? Маша очень хороший кофе готовит, это не растворимый...
- Да, - подтвердил Карпухин, - очень вкусный кофе. Очень.
Неожиданно вырвалось:
- У вас замечательная жена, Миша. И невестка. Обе они замечательные.
- Ага, - кивнул Гинзбург. - А вот сын подкачал, да...
- Я не...
- Что есть, то есть. Игорь какой-то... бесхребетный. Ничего не хочет в жизни. А статью мою, - опять переменил тему Гинзбург, - ваш друг из посольства, наверно, уже передал по адресу? Вы ему адрес оставили, полагаю?
- Нет, - нахмурился Карпухин. - Не оставлял. И не велел ничего с диском делать. Они только скопировали... на всякий случай. Я же не знал, что может произойти с лэптопом, хотел подстраховаться.
- Все в порядке, Александр, - улыбнулся Гинзбург. - Могли бы и передать, ничего в этом... Костя Журавлев... Вы сказали, он сейчас в 'Грозах', да, Костя быстро бы разобрался, что ничего в этой статье нет нового, хорошая статья, но все это и Косте, и мне, и Аскольду было понятно еще лет... ну, в начале девяностых точно. Старье.
Карпухин поставил чашку на стол. Старье. Зачем же...
- У вас такой удивленный вид, - усмехнулся Гинзбург. - Послушайте, Александр, вы действительно думали, что в лэптопе есть такое... Из-за чего его бы стоило похищать, потрошить пароли, переписывать?
- Но ведь вы сами... Эта бумага с кодами...
- Конечно! - воскликнул Гинзбург. - Конечно! Коды, это так вдохновляет! Начинаешь думать, что там действительно... Особенно, если коды так быстро раскалываются. Александр, конспиратор из меня никудышный, но когда Кахалани ко мне пристал со своими предложениями, я решил проверить его на вшивость. В общем, записал я эту статью и коды придумал... Хороший программист такие коды должен уметь раскалывать... ну, не скажу за час, но за сутки точно. И пришел я на встречу, несу лэптоп, глаза у него стали, как... Он у меня, понятно, ничего прямо не спрашивает, но я вижу, как человек напрягся. Понятно, что он подумал. Смешно, да. Господи, и как все закончилось...
Гинзбург помрачнел, хотел плеснуть и себе из термоса, но кофе кончился тоже, в чашку вытекли две долгие капли.
- Не хотите же вы сказать, - осторожно произнес Карпухин, - что на самом деле ничего в Израиле не делали, так и работали сторожем, а ракеты...
- О! Конечно. Знаете, Александр, странная страна - Израиль. Вроде так здесь все для меня складывалось плохо - никому не нужен, и знания мои пшик, и опыт не годится, и жулики хотят меня обобрать... в общем, конец, и все такое. Но... может, человеку и надо, чтобы ему было плохо, тогда голова начинает работать втрое лучше? Нет, наверно, не так, не потому. Наверно, если плохо, то одно из двух: или ломаешься совсем, или с такой силой хочешь выбраться, подняться, остаться на плаву... В общем, здесь я столько всякого придумал, сколько не сделал за все годы работы в 'Энергии'. Честно. Рассказывать не стану, не потому, что не доверяю, глупости, вы все равно не поймете, могу и рассказать, но смысла нет, вы до дома не донесете, все забудете или перепутаете, я не в обиду вам говорю, не обижайтесь, Александр, вот если бы на вашем месте Костя сидел, Журавлев, он бы сразу...
- Поедем вместе, - вырвалось у Карпухина. - Увидите Журавлева, Карелина.
- Ну, куда я поеду? - удивился Гинзбург. - У меня же суд осенью, кто меня сейчас выпустит, невыездной я.
- Да, забыл, - поморщился Карпухин. - Послушайте... Если вы не в лэптопе хранили...
- А! Господи, Александр, есть столько способов... Я использовал самый простой, проще пареной репы. Все, что делал, посылал по электронной почте себе самому на один из бесплатных почтовых серверов. А с диска стирал так, чтобы никакой возможности восстановления. И все. У меня десятка два адресов на разных серверах - не русских, кстати. То есть, и на русских тоже, но не обязательно. Вот. И посылал почту, чтоб вы знали, не со своего лэптопа, а записывал на дискету, шел в Интернет-кафе и оттуда... Дискету потом форматировал. И все. Попробуйте найти.
- И не собираюсь, - помотал головой Карпухин, - я в компьютерах чайник.
- Ну да, - усомнился Гинзбург, - вы же, говорили, финансист, значит...
- О, это другое дело. Пользователь. Юзер. Конечно. А во всем остальном...
В дверь кухни коротко постучали, и голос Руфи сказал:
- Саша, ты вообще знаешь, сколько сейчас времени?
Карпухин посмотрел на висевшие над кухонным шкафом электрические часы: двадцать два сорок три.
- Заходи, - сказал он громко, - что ты скребешься, как мышка?
В кухню ввалились сразу все: за Руфью последовала Маша, мгновенно оценила обстановку, убрала со стола термос, включила чайник, достала из шкафчика пакеты с печеньем и вафлями, а за Машей вошла Юля, почему-то державшая Симочку за руку, как маленькую, и девочка не сопротивлялась, хотя терпеть не могла такого к себе отношения. Не было только Игоря, но Карпухин о нем и не подумал, Игорь вообще как-то выпал из его восприятия реальности: Юля в реальности была, а ее муж - нет.
- Саша, - сказала Руфь, - если мы сейчас не поедем, то придется брать такси, а по ночному тарифу это будет...
- Да-да, - Карпухин встал, - мы уже поговорили.
- Вы еще к нам придете, верно? - спросила Маша, перестав возиться и протянув Карпухину обе руки. -
