продемонстрировать усиленное рвение.
Мда... про начальственное спокойствие Женька похоже угадал. Этому начальству конечно ясно, что мы взяли всех поляков и никакими диверсантами тут не пахнет, но когда командиры успокаивались просто так? Ведь столько войск зря простаивает, так почему бы не вспомнить гражданские времена и не поиграть в солдатиков? Я имею ввиду, почему бы не провести внеплановые учения, для укрепления взаимодействия и повышения боевой выучки? Заодно продемонстрировав перед приехавшим наркомом свою готовность к выполнению любых заданий. А вот по окончании этих учений уже можно и отправлять солдат в места постоянной дислокации.
Мы какое-то время помолчали, а потом Пучков глядя на подъезжающий к крыльцу очередной джип, вслух удивился:
– Елки-палки! Где они столько 'Виллисов' набрали? Я еще понимаю – 'ХБВ', или шестьдесят седьмой газик... А может тут все остатки ленд-лиза собрались? Хотя нет, машины слишком новые...
– Гек, не температурь, – я точный щелчком отправил окурок в бочку и выбрав из корзинки грушу покрасивее, продолжил – это же совместная база. А для амеров, прокатится на своей технике, это как на родине побывать. Вот, наверное и решили им сделать приятное. И кстати, то что только что проехало мимо – 'Форд'. Просто они мордально с 'Виллисом' очень похожи. Так же как и с 'Бентамом'. Хотя, если говорить серьезно, то ГаЗ – 67 он и понадежней и помощнее. Ему на фронте цены нет. А здесь, в тылу и 'Вили' вполне хватит. Тем более, что они мотаются только по аэродрому и в разные говна не лезут. То есть шансов перевернуться, тут почти нет...
– Это да! Если бы мы тогда к Мищукам ехали на 'американце', а не на ГаЗоне, то точно бы кувыркнулись...
Я кивнул, а Марат, которому слова Лешки видно напомнили нашу лихую поездку, заинтересовано спросил:
– Слушай Илья, я все хотел спросить, да как-то из головы вылетало: а что ты к тому хуторянину, прям как к родному? И записку ему оставил и Гусеву, аж два раза про него напоминал.
– Да как тебе сказать... Просто жалко стало. И его и семью. Мужик ведь – пахарь по натуре. Ты его руки видел? Вот то-то. И сколько у него на шее народу сидит, тоже видел? Да и полякам он помогал от безвыходности. Сам не хотел, только вот воспитание деревенское сказалось – родня, какая бы плохая она ни была, всегда остается родней.
– Понятно... – Шах почесал подбородок и продолжил – я где-то так и предполагал. Только думал, может он тебе еще что-то такое особое сказал, когда вы с ним в сторонке беседовали.
– Нет. Ничего особенного он мне не говорил. В начале, вообще старался отмазаться, ну как это обычно делают, и только когда я его семьей шантажировать начал, Мищук раскололся. Тогда между делом и рассказал, что из себя этот Заремба представляет. И ты знаешь, оказывается, даже несмотря на то, что поляк относился к своим хуторским родственникам как к быдлу, да и вообще стыдился этого родства, Тарас его у себя принял. Принял, потому что так было положено. Потому что так воспитан. Потому что другого поведения себе просто не представлял. А Крайовец к нему поперся по старой памяти. Он ведь за крутого пана себя держал и был твердо уверен, что хуторянину тем самым честь оказывает и что Мищук ему ноги мыть и воду пить должен. Оборзел до того, что невзирая на крайнюю серьезность предстоящей операции, принялся ухлестывать за его старшей дочерью. Видно долгое воздержание сказалось...Вот тогда мужик и не выдержал, выставив своего паскудного 'родственничка' за дверь. И когда до меня дошло, что Тарас помогал полякам вовсе не от ненависти к нам, а просто выполняя семейный долг, то решил – не дам посадить этого дядьку. Не дам и все тут! Он не враг и не предатель, а обычный человек, попавший в сложную ситуацию. Во всяком случае, я так думаю... – немного помолчав, я повернулся к заместителю и тихо поинтересовался – А ты думаешь, он способен после всего, взяться за оружие и начать вместе с окрестными хуторянами уполномоченных отстреливать?
Шарафутдинов отрицательно мотнул головой:
– Вовсе даже нет. Я скорее уверен в том, что Тарас теперь если винтовку и возьмет, то только для того, чтобы представителя власти защитить, так как именно ты его об этом попросил. Скажу больше – появись Илья Лисов на этом хуторе лет через двадцать, тебя там как близкого родственника примут. Просто этот хуторянин из тех людей, в которых стержень есть и все нормальные человеческие чувства в придачу. Это ведь тебе не та шалава, что своего ребенка убила, лишь бы ее саму не тронули. А Мищук, до конца дней будет помнить, кто спас его семью...
Внимательно слушавшие нас пацаны согласно закивали, а Искалиев, недоуменно поинтересовался:
– Это про какую вы шалаву говорили?
– А-а-а! – Я нехотя махнул рукой, но Жан проявил упорство и поэтому пришлось объяснить, про что именно вспомнил Шах – Это еще перед Измаилом было. Мы в свежеосвобожденный городок въехали, а там как обычно – бабы, дети стоят, руками машут. Колонны с пехотой и техникой уже прошли, а мы в хвосте всей процессии плелись. Помнишь, Гек, это когда нашу полевую кухню искали?
– Угу, такое забудешь...
– Так вот едем мы едем и вдруг, перед машиной выскакивает жирная бабенция и с воплем 'Смерть немецким оккупантам!!!' шмякает какой-то сверток на дорогу. Я грешным делом в первую секунду подумал, что это городская сумасшедшая и что она мину кинула под колеса. А когда ее окружающая толпа схватила, то все и выяснилось. Бандерша это местная оказалась, по кличке – 'Ленка-вымя'. Она при немцах публичный дом хотела открыть, да что-то не заладилось, вот и обслуживала вермахт в одиночку. Даже псевдоним себе взяла, с закосом под иностранку – 'фройляйн Марта'. Только с языком у нее были проблемы, поэтому слово фройляйн она написала как 'fraulain'. Я потом ее самодельные визитки видел, что из кармана выпали и по тротуару рассыпались... Но не это главное. И даже не то, что она дите от фрица нагуляла. Дело в общем-то житейское... Главное то, что эта 'фройляйн' так пересрала от резких жизненных перемен, что при виде советских войск метнулась домой и схватив ребенка, с размаху швырнула его на брусчатку перед первой же встреченной ею военной машиной. Это значит – показать хотела, как она немцев 'ненавидит' ну и шкуру свою поганую спасти.
– И как – спасла?
Шах сплюнул и не выдержав, влез в мой рассказ:
– Щаз! Илья из машины вышел и сверток что возле колеса валялся – подобрал. А как увидел, что в нем, аж в лице переменился. Я думал, он ту суку на месте пристрелит, но командир только мертвого грудничка какой-то тетке отдал и попросил похоронить по-человечески. А бабы в этот момент уже вовсю метелили 'фройляйн Марту'. На клочки просто драли, аж мне не по себе стало.
– И вы не вмешались?
– Нет. Мы так и сидели в машине, пока труп 'Вымени' в канаву не сбросили. А потом уехали...
Я, прикуривая одну сигарету от другой, пояснил тогдашнее наше поведение:
– До сих пор на душе погано, когда это вспоминаю. Но один черт считаю, что мы были правы, когда 'фройляйн' не стали у толпы отбивать. Эта тварь ребенка убила, да еще и лозунги при этом орала. Она ведь думала, что если своего немецкого наследника уничтожит, то ей все грехи спишутся. А то, что это малыш безвинный, ей просто в голову не приходило. Так что Даурен, слушай и мотай на ус, насколько люди разными бывают. В том числе и мы... Мда...
Марат тоже вздохнул и отвлекая меня от невеселых воспоминаний сменил тему:
– Странно, уже двенадцать двадцать а командира все нет. Опаздывает.
Я хмыкнул и озвучил доисторическую мудрость:
– Начальство никогда не опаздывает, а только лишь задерживается! О, глянь, легок на помине!
Повернувшись к крыльцу, я указал на вышедшего Гусева, который сначала завертел головой, а потом, увидев нас, направился широким шагом к курилке. Серега при ближайшем рассмотрении оказался взволнованным и слегка дерганным. Зайдя к нам, он кашлянул и оглядев личный состав скомандовал:
– Строится! – после чего придирчиво оглядев свою команду, двинул речь – Товарищи как только что стало известно, на аэродром помимо народного комиссара внутренних дел прибывает посол Америки в СССР – Уильям Гарриман...
– И нам по этому поводу надо выстроится в почетный караул и сплясать чечетку?
Генерал-майор, отреагировал моментально:
– Лисов, заткнись! Выстраиваться и плясать будете не вы. Посол, оказывается, собирался приехать
