рассеянно подумала Ирка.
Ей вспомнилось, как когда-то, такой же ранней осенью, они с Бабаней поехали в парк на Таганке, где Ирка крутила колеса коляски и смотрела на листья, испытывая такое же внезапное, ничем не обусловленное счастье. А теперь вот у нее есть и ноги, и копье света. Желать чего-то еще глупо – три мяча для большого тенниса в одной руке не удержишь. Пожалуй, даже лучше, когда к радости примешивается легкая печаль. Она предохраняет радость от того, чтобы та завалилась в дурацкое ржание.
Наконец врущая девушка перестала врать и изумленно уставилась на Зигю, который пытался нахлобучить на свою лысую голову ведро с песком.
– Спросить можно? Он тебе кто? – не удержавшись, спросила она у Ирки.
– Ты о ком? – не поняла Ирка.
– Ну вот этот! – палец с длинным ногтем указал на Зигю.
– Мой парень! – сказала валькирия.
Сотрясая землю, к ним подошла плачущая собственность мрака инв. № 8775-913.
– Мамуль, у меня песок в глаза попал! – пожаловалась она.
Багров еще некоторое время потоптался в «Приюте валькирий», толком не зная, чем ему заняться. Он скучал. Когда время течет слишком медленно, хочется выть на луну и подпрыгивать. Когда слишком быстро – поджимать колени, хвататься руками за стены и тормозить. Эх, взять бы и раз и навсегда уяснить, что происходит именно то, что должно происходить!
К Ирке и Зиге Матвей не пошел, потому что гигант вчера утром ткнул его пальцем в грудь и предупредил: «Ты жлой и противный! Ты вчера лук резал, и мама Ира плакала! Я тебе голову отолву!»
Матвей не то чтобы испугался, но принял это к сведению. Он давно понял, что у Зиги переносных смыслов не бывает.
Спустившись по канату, Багров отправился гулять. По аллее навстречу ему прошли двое с новой коляской, в которой лежал новенький младенец. Родители ссорились, споря, кто будет везти коляску.
– Это я с тобой мучаюсь! – говорила юная мать.
– Нет, я с тобой! – отвечал юный отец.
– Я – больше!
– Ты??? Ты даже мучиться не умеешь!
– Я не умею??? Это ты не умеешь!
«Идеальная и счастливая пара! Прямо как мы с валькирией!» – подумал Багров.
Вскоре он набрел на свежеокрашенную скамейку, где сидела маленькая девочка с упрямым ртом, у которой было полторы косички. Куда делась еще половина косички, Матвей так и не понял. Возможно, ее отстрелил пулей злобный король гномов.
– У тебя теперь юбка полосатая! – сказал Багров.
– Не полосатая! – возразила упрямая девочка.
Матвей увидел, что она сидит на объявлении «Осторожно! Окрашено!». Он потрогал скамейку пальцем и, убедившись, что она высохла, тоже сел.
Некоторое время они молчали.
– А мама где? – спросил Багров, знавший, что все маленькие дети должны гулять в комплекте с родственниками.
Упрямая девочка обвела пальцем вокруг себя, из чего Матвей заключил, что мама девочки или размазалась по всем Сокольникам, или бегает по круговой дорожке.
– А у тебя дети есть? – спросила девочка у Матвея.
– Нету.
Девочка удивилась.
– Нисколько нету?
– Нисколько.
– Ни одной даже штучки?
– Ни одной.
Некоторое время девочка осмысливала этот факт, но, видимо, так и не осмыслила. С ее точки зрения, Матвей был взрослый. А как это – взрослый и без детей?
– Мама говорит: у солдатов детей нет! Ты солдат, да? – спросила она.
– Получается, что солдат, – согласился Багров, мысленно переводя ее из упрямых девочек в говорливые.
Девочка обрадовалась. Ей давно хотелось поговорить с настоящим солдатом.
– Ух ты! А враги договариваются, когда напасть? – выпалила она.
– Ага. Они посылают парламентера спросить: на вас когда напасть – до обеда или после обеда? – улыбнулся Матвей, почему-то назойливо вспоминая «Кондуит и Швамбранию».
– И что наши солдаты отвечают?
– Наши отвечают, что лучше после.
– А враги тогда назло им нападают до обеда! – догадалась девочка.
– Но наши это знают и обедают еще раньше, – успокоил ее Багров.
Девчушка успокоилась, но ненадолго.
– А еще раньше враги не могут напасть? – озабоченно спросила она.
– Не могут. Тогда враги сами не успеют позавтракать, – заметил Матвей.
Ответ был исчерпывающий, и девочка успокоилась окончательно. Теперь ее интересовало иное.
– А повара воюют?
– Тоже воюют. Но повара бьются с поварами, а то будет нечестно, – сказал Багров.
Девочка задумалась.
– А как они узнают, кто повар? По колпаку?
– По колпаку и по поварешке… И вообще, кто чем вооружен, тот тем и воюет! Если у меня ружье, я кричу: «Идите ко мне – у кого ружье! Воевать будем!» А если пушка, кричу: «Идите ко мне, у кого пушка!»
– А если солдат свое ружье дома забыл?
– Тогда кричит: «Идите ко мне те, у кого совсем ничего нету! Просто так подеремся!»
– А мне что кричать? Идите ко мне, у кого коса? – внезапно прозвучал въедливый голосок над левым плечом Матвея.
Багров обернулся. За его спиной, буквально на расстоянии вытянутой руки, стояла Аида Плаховна Мамзелькина. Старушка была босиком. Кроссовки висели у нее через плечо, связанные между собой за шнурки. Красненькие глазки лукаво разглядывали Матвея.
– Девочка, иди к маме! – приказал Багров.
Полторы косички недоумевающе воззрились на него:
– Зачем?!
– К маме иди! – повторил Матвей и даже в ладоши хлопнул, надеясь так ее испугать.
Девочка обиженно заморгала. Она не понимала: только что дружили и вдруг гонят.
– Не пойду! Мама сказала: тут сидеть!
– Давай я попробую! – предложила Мамзелькина, шустро огибая скамейку и присаживаясь рядом на корточки. – Деточка, хочешь посмотреть, что у бабушки Адочки в рюкзачке?
Голос у нее звучал ласково и доброжелательно, но по непонятной Матвею причине полторы косички испугались до дрожи. Девочка замотала головой, вскочила и с визгом умчалась.
– Никто не хочет! Не было случая, чтобы хоть один согласился, – сказала Плаховна, поправляя рюкзачок.
– А почему, интересно? Рюкзак, казалось бы, и рюкзак. Что их настораживает? – спросил Багров.
Мамзелькина склонила головку набок.
– А ты что, ничего не чувствуешь? – спросила она вкрадчиво.
Матвей попытался почувствовать.
– Ну, может, постирать его надо…
Старушка усмехнулась.
– Вот она, некромагия, когда вылезла. Что другим тухлятина, то вам свежая колбаса. Кстати, я потому к
